Я привыкла к косым взглядам в мою сторону. К осуждению, брезгливости. Меня часто обходили стороной раньше, обдавая смешками и осуждением. Броня, выращенная за годы одиночества, хорошо защищает от эмоций неважных для меня людей. Но Матвей…
- На тебя сильно повлияет информация из статьи?
- На меня? – синие глаза непонимающе перемещаются в мою сторону.
- Ну да. Ты бизнесмен, довольно знаменитый боец. А тут… я – нищенка и оборванка, которую ты содержишь за секс. И возможно, не ты один.
Кожа руля скрипит, выдавая силу, с которой Кешнов ее сжимает. Костяшки пальцев белеют, а тугие вены натягиваются под кожей. Любимый профиль будто превращается в камень.
- Обо мне не волнуйся. Ты знаешь, Ри, что я осажу каждого, кто посмеет хотя бы слово сказать в твой адрес. Тебе только прохода теперь не дадут. Сама понимаешь, что спусковой механизм запущен. Как ни крути, но от желтых газет некоторое время не отобьешься.
Черт, я об этом не подумала. Ведь так и есть. Папаша сейчас лицо известное, и ради любой информации о нем его конкуренты да и просто дешевые издательства способны будут на многое.
- Нужно найти Вику, - выпаливаю, понимая, что если она продала информацию одному издателю, может сделать это же еще и с десятком других.
- Зачем?
- Потому что это она продала мои фотографии и выложила всю информацию по поводу тебя и вообще всей моей жизни.
- Ссссука, - вылетает изо рта Матвея на выдохе, - надо было ее еще в тот день придушить, когда она чуть твои серьги не унесла.
- Она наркоманка, Матвей. И сделает все ради денег на дозу.
- Это не оправдание.
Согласна, но с другой стороны понимаю, что Вика больна. И сейчас у нее нет понятия друзей, верности и честности. На этом этапе зависимости уже все теряет смысл, кроме заветных часов под кайфом.
Задумавшись, обнаруживаю, что мы приехали ко мне домой, только когда машина останавливается около подъезда девятиэтажки. Матвей выходит первый, я следом. Больше за время поездки он и слова не сказал. Его еще не отпустило. Замечаю, как напряжена широкая спина, когда он дергает подъездную дверь. В лифте создается ощущение, что нам мало места для нас двоих, хотя кабина довольно просторная. Не знаю, зачем он едет со мной. Провожает? Выйдя на лестничную площадку, открываю дверь и поворачиваюсь чтобы сказать… что? Спасибо будет так банально и недостаточно для того, чтобы выразить мои настоящие эмоции по отношению к тому, что он сделал для меня.
Но не успеваю и слова произнести, как Кешнов заходит следом. Не разуваясь входит в зал и, обведя его глазами, шагает в сторону шкафа. Непонимающе слежу за тем, как он достает мою сумку и бросает ее на собранный диван. - Собирай вещи, - кивает в мою сторону, при этом сам начинает сдергивать кофты с вешалок и бросать их одну за другой поверх сумки.
- Что ты делаешь? – шагаю вперед, пораженная наглостью. - Матвей, это ничего не значит. Я благодарна тебе за помощь, но мы все еще не вместе.
- Рина, хватит. - Короткая фраза отбивается от стен и заставляет стекла звенеть. - Меня достало узнавать о твоей жизни от твоих друзей. Сначала этот прихвостень рассказывает о том, что ты, блядь, героиня ночных заплывов, потом Ася присылает мне статью. Ты со мной. И я первый должен знать, что и как в твоей жизни. И узнавать это от тебя, а не хрен знает от кого.
Воздух горячими клубами вырывается изо рта Матвея, оставляя ожоги на моей коже. Я понимаю его. Понимаю, как никто, потому что сама после его боя написала Мише, чтобы узнать в порядке ли Матвей. Несмотря на то, что ненавижу бои, я не могу оставаться в стороне, зная, что ему грозит опасность. Но и снова возвращаться туда откуда начали?
- Я не с тоб…
- Со мной! Ты все это время была со мной, - исходящий от Кешнова жар заставляет кровь нагреваться, - не надо мне рассказывать басни, в которые сама не веришь! И если ты думаешь, что сейчас, когда на тебя будет охотиться половина столичных папарацци, я оставлю тебя здесь одну, то ты, блядь, похоже совсем забыла какой я. Тебя тут на части разорвут ради двух слов и фотографий.
Он прав. Уверена, что прав. Внутренняя борьба ожесточается, заставляя мысли кружить в голове со скоростью молекул в нагретой жидкости. Если я вернусь, то все будет напрасно. Эти чертовы бои, снова мучения в одиночестве по вечерам и жгучие мысли о том, где он и с кем.
- Матвей, я...
Хочу сказать, что не готова, но Кешнов вдруг резко притягивает меня к себе за талию.
- Ри, я не заставляю тебя ходить на оставшиеся бои. И на вечеринки, на которые я сам не хожу. - как будто отвечает на мои мысленные метания.
- Оставшиеся? – хмурюсь, пытаясь вникнуть в смысл заветного слова.
- Да. Я сворачиваю участие моих пацанов в боях. Осталось недолго, - в родных глазах мелькает непонятная мне эмоция, а потом Кешнов с уверенностью произносит: - Я проведу последний бой, и на этом все закончится.
- Последний? – пытаюсь звучать ровно, но голос вздрагивает, выдавая вновь возродившуюся надежду.
Не хочется снова разочаровываться и падать туда, откуда так сложно выбираться. Еще раз пережитое меня просто убьет.
- Последний, - подтверждает серьезно, - но ты должна быть дома, Ри!
И в этих словах столько не озвученной потребности, сколько находится и во мне самой. «Дома»… я так соскучилась по нашему дому. По Матвею, по тому, как сердце каждый раз бьется во взбудораженной агонии, когда он рядом. Прямо как сейчас…
- Матвей, - произношу тихо, утопая в синеве сосредоточенных глаз, - если все снова будет как раньше…
- Не будет. Ты значишь для меня слишком много, чтобы еще раз все это пережить.
Бедное взбушевавшееся сердце взметается к горлу, оглушая остервенелым биением. Сгребаю пальцами футболку на исходящей жаром груди и, сама того не понимая, приподнимаюсь на носках. Матвей так близко, что голова кружится, а перед глазами скачут цветные круги. Кешнова ни о чем просить не нужно. Он, со свистом втянув в легкие воздух, припадает к моим губам своими, сильно сжимая талию. Если несколько дней назад мы целовались, топя друг друга в нежности, то сейчас ее место занимает потребность. Истосковавшееся по моему мужчине тело загорается миллионами ярких вспышек, готовое молить о прикосновениях, которые Матвей дарит мне с лихвой.
Глава 55
Марина
Боже, мне кажется, время остановилось. Руки Матвея торопливым движением тянут вверх мою кофточку, при этом сминая кожу и порождая под ней тепловые сполохи. Мое тело настолько истосковалось по нему, что горит каждый миллиметр в потребности ощутить прикосновения везде, где только можно. Спина, ключицы, ребра, живот… Жадные ладони мнут, гладят, грубо ласкают, а я подставляю себя под эти быстрые прикосновения, как жаждущий под струю воды.
Цепляю край его футболки, чтобы уже через секунду, отбросив мешающую преграду куда подальше, прижать ладони к стальной груди. Несдержанно стону. Вот оно… То, чего мне так не хватало – чувствовать его, слышать рваное дыхание на ухо, остервенелое биение сердца. Скольжу ладонями вниз по крепкому животу, наслаждаясь тем, как под пальцами бегут искры.