Нервы ни черту стали! Выворачивало меня долго, по телу пошли спазмы, что меня очень испугало. Неужели опять почка?
Пошатываясь, возвращаюсь в комнату, ложусь на кровать. Слышу, как Кристина, мурлыча себе под нос какую-то попсовую мелодию, входит в квартиру, шелестя целлофановыми пакетами. А я лежу на боку, и мрачно гипнотизирую взглядом телефон.
Позвонить Анатолию Марковичу? Или…
Телефон вибрирует.
— Да, Артем, — отвечаю я.
— Марин, бабушка в больнице, приезжай пожалуйста! Я со школы пришел, и мне соседка сказала… мы тоже едем…
— Что случилось? — подскакиваю я.
— С сердцем что-то, — голос брата ломается. Хочет зареветь, как в детстве, но держится.
— Какая больница? Еду, увидимся там.
Тороплюсь, путаюсь в джинсах, которые пытаюсь быстро натянуть. Бегаю, как заполошная, ищу что-то… Что?
Кошелек, точно.
Все ведь будет хорошо? Бабуле просто стало нехорошо, со всеми бывает! Я приеду, и она будет пенять нам с братом, что так всполошились.
Смеяться будет над нашими напуганными лицами… да, так и будет!
Кричу Кристине вслед, что еду по делам, выскакиваю на улицу, и ловлю такси.
И мчусь в больницу.
Уже второй раз за несколько дней!
Артем уже в больнице. Бледный весь, синий даже. Набычился, пытаясь показаться взрослее, чем он есть, а рядом бестолково суетится наша соседка по даче — добрая, в общем-то, женщина. Но не она должна сейчас утешать брата, не она…
Ах, мама! Ну ладно, я — взрослая ведь! Да и проводили вы со мной время, а вот брат то почему видит вас лишь по праздникам? Почему вас с отцом никогда нет с нами рядом, когда вы так нам нужны?
— Что… — подбегаю я, и Артем вцепляется в мою ладонь, как в детстве.
Только когда брат был маленький, у него ладони были теплые, и чуть липкие от конфет, а сейчас — нет. Холодно ему, боится. Сжимаю его ладонь, приобнимаю. Может, не оттолкнет?
— Подозревают инфаркт, — поясняет Евгения Васильевна, и я немного успокаиваюсь.
Только не это! Но ведь… ведь лишь подозревают!
— Все хорошо будет, — шепчу я брату. — Тебе купить что-нибудь? Булочку, кофе?
Артем кривится, и я кривлюсь в ответ. Фу! Как представлю полусухую буфетную булку и сиропно-сладкий кофе — тошнить начинает!
— Бабушка там? — киваю я на дверь палаты, и Артем кивает.
Вот ведь молчун!
— Можно к бабушке? — подбегаю я к пожилому врачу, который как-раз выходил из нужной нам палаты.
— Нет, не сейчас, — резко отвечает мужчина, и удаляется.
— Идемте сядем, — говорю я, и буквально тащу брата к лавке. Покупаю ему шоколадку и сухарики — не слишком полезная пища, но ведь он не обедал даже. И незаметно для самой себя съедаю почти всю пачку сухарей, почти ничего не оставив Артему.
Евгения Васильевна, извинившись, оставляет нас одних, и уходит. А мы сидим и ждем.
Что еще нам остается?
— А если бабушка умрет? — говорит вдруг Артем.
— Не умрет! Не стоит об этом думать, — успокаиваю я брата.
Молчит, смотрит в пол. Ботинки изучает, сцепив руки на коленях.
— А если умрет?
— Артем, — я сглатываю, и выдавливаю из себя неприятные слова. — Когда-нибудь бабушка умрет. И я умру, и ты умрешь! Никто из нас не бессмертен — к сожалению, или к счастью!
— Я просто… — брат мнется, а затем кричит. Шепотом кричит. — Я просто никогда, ни разу не говорил бабуле, что я… ну, что я люблю ее, понимаешь? И так плохо себя вел, деньги постоянно клянчил, а у нее ведь пенсия небольшая. И, не знаю, рассказывала ли она тебе, но я месяц назад украл у бабушки деньги. Мы в кино собрались в город, и мне попкорном хотелось одну девочку угостить, вот я и залез в бабулин кошелек! А если она умрет, думая, что я ее ненавижу?
Ох уж этот подростковый эгоцентризм!
— Уши бы тебе оторвать! И бабушка знает, что мы ее любим, так что успокойся. Ты, по сравнению с нашим папой, просто ангел во плоти. Вот отец у бабули с дедушкой порядочно крови выпил, — говорю я, и чувствую, как вибрирует телефон.
Мама.
Мама?
— Да, — отвечаю я. — Мам, это ты?
— Да, нас отпустили, — хохочет мама. — Доказательства недостаточны, требуют проверки. Мы под подпиской о невыезде!
Ох, Андрей все-же исправил свою ошибку! Улыбаюсь, во мне вспыхивает надежда, что, возможно…
— Нет, это не Громов, — говорит вдруг мама. Неужели, я вслух говорила?
— А кто?
— Нам намекнули, что это какой-то высокий начальник, и нужно благодарить тебя за наше освобождение, — звенящим, так похожим на мой, голосом отвечает мама.
Анатолий Маркович? Но я ведь не просила… или Андрей все-же?
— Мама, приезжайте в больницу, — говорю я, наконец, решив разобраться позже — кого благодарить, а кого нет. — С бабушкой беда.
Поговорив с мамой, листаю сообщения. Одно из них от полковника. «Можете не благодарить!» — вот его текст.
Папу, как сына, впускают к бабушке первым. А мы втроем сидим в коридоре. Мама щебечет о чем-то с Артемом, и я вижу, как брат рад ей. Он и не обижался на них никогда, словно понять мог то, что я не понимала.
Или вид делал, наслаждаясь редкими минутами собственной нужности, отбросив обиды.
— Мариш, ты бледная такая, — говорит вдруг мама. — И лицо опухшее… не заболела?
— Не знаю, — отвечаю я.
Надеюсь, что не заболела. Только этого мне для полного счастья и не хватает!
— Что у вас с этим… с Громовым? — мама морщится, произнося фамилию Андрея.
— Уже ничего.
— Расстались?
Мнусь, не зная, что ответить, а затем выпаливаю:
— Лучше бы мне не встречать ни его, ни его брата, который меня подарил Андрею! Так что — да, мы расстались, если вообще встречались!
— Не злись ты так, — приподнимает мама бровь. — И что это за история с братом, который тебя подарил?
