Нелла заломила руки:
— Но ведь этого дома зло не коснулось, так ведь?
Софи улыбнулась горничной:
— Нет. Я чувствую здесь присутствие колдовства, но не злого, не черного.
— Тогда отчего так страшно и грустно?
— Сердечная мука, Нелла. Утраченная любовь. Одиночество. — Софи осторожно вынула из сундука два мешочка и ахнула. — О Боже, Боже!
— Что такое, миледи?
— Камни Морвин. — Девушка положила один из мешочков назад в сундук, поверх предмета, который, как она уже знала, был книгой Морвин, содержащей целительные заклинания и молитвы. — Это ее целительные камни. А это… — Она сжала в пальцах второй мешочек. — Это ее благословенные камни.
Подойдя ближе, Нелла робко дотронулась до мешочка.
— И вы можете это чувствовать?
— Морвин владела магией, Нелла, магией добра, любви, защиты. — Софи убрала камни назад в сундучок. — Как печально, что такая женщина страдала душой и умерла, не познав любви, и все по вине собственной сестры.
Закрыв сундучок, она решительным шагом направилась прочь из комнаты.
— Куда вы его несете? — забеспокоилась Нелла, бросаясь ей вслед.
— К себе в комнату. Там — разумеется, после горячей ванны и хорошего обеда — я намерена прочесть книгу Морвин.
Она не стала слушать причитаний Неллы насчет того, что некоторым вещам лучше так и оставаться погребенными в толще стен, дабы не будить лиха; поминала она также дьявола и его приспешников.
— Нелла, просто я хочу найти правду. Правду и путь к спасению.
Но возможность получше осмотреть находку появилась у Софи очень не скоро. Она была рада получить дом, земли и состояние, завещанные ей тетей Клер, но понимала, что дело это весьма ответственное. Последние годы тети Клер протекали в болезнях, по большей части умственного и душевного характера, и делами заниматься было некому. Дневные хлопоты отняли у Софи немало сил, но она все же уселась на толстую овечью шкуру перед камином и, попивая из большой кружки горячий пряный сидр, принялась осматривать то, что некогда принадлежало давно умершей родственнице.
Быстро просмотрев книгу, она обнаружила в ней немало полезного — от прописей простейших мазей и бальзамов до сложнейших лекарственных составов. Магических заклинаний было мало, и все добрые. Их Софи просто пробежала глазами, прежде чем с головой уйти в описание камней. Чудесный дар, подумала она, ведь она всегда верила в силу этих камней, которые были стары как мир. Камни были стражами и владетелями тайн прошлого — Софи не сомневалась, что с их помощью можно было открыть все чудеса и истины жизни, стоило лишь понять их магию и научиться этим пользоваться.
Отпивая из кружки маленькими глотками, Софи развернула пергаменты. Прочла оба письма Морвин, несколько раз прочла слова проклятия, потом вернула свитки обратно в сундук. Она узнала правду, но где же обещанный путь спасения? Ни в посланиях Морвин, ни в проклятии Роны ничего не говорилось о том, как положить конец страданиям женщин рода Голтов.
Глядя в огонь невидящим взором, она морщилась, чувствуя присутствие душ тех, кто умер в этом доме, в том числе и бедной тети Клер. Из поколения в поколение женщинам рода Голтов даровался краткий миг сладостной любви, сменяющийся болью и разочарованием. Тогда они возвращались сюда, в этот дом, чтобы умереть или влачить скорбные дни. Каждая из них долгие годы ломала себе голову, пытаясь понять — почему любовь их покинула, почему длилась так недолго, прежде чем выскользнуть из рук, подобно мельчайшему песку? Софи не пробыла в Уэрстейне и двух недель, но не раз на нее накатывало отчаяние тех, кто жил здесь раньше, ложилось ей на плечи столь тяжким бременем, что она была готова рыдать. Если тетя Клер тоже его ощущала, всю жизнь прожила под его гнетом, то неудивительно, что она сделалась несколько странной.
Итак, вот оно, проклятие Роны, наложенное на Маккорди, «жало в боку», как называла его Морвин. Теперь Софи видела — ей уготована та же судьба, что и тете Клер, что и всем душам, которые влачили одинокие дни, терзаясь муками разбитого сердца, здесь, в Уэрстейне, до сих пор запертые в этом доме, как в ловушке. Жало, брошенное злобной родственницей, поразило и мать Софи. И она позволила отчаянию так завладеть своей душой, что бросилась в море, не в силах провести в страданиях ни дня. Когда Софи исполнилось двадцать, ей даже показалось странным, что она до сих пор не повторила судьбу матери. Однако и любовь ее пока не коснулась. Люди, как правило, считали ее старой девой, которую нужно жалеть. Сама же Софи начинала думать, что в действительности ей очень повезло.
Софи думала о том, что она не станет очередной жертвой в длинной череде тех несчастных женщин. Нужно положить конец беде, которую мстительная родственница навлекла на поколения невинных людей, пусть даже у Софи уйдет на это вся жизнь. Если Богу было угодно, чтобы женщины семьи Голтов расплачивались за преступление Роны, четыреста тридцать пять лет страданий искупают его с лихвой. Может быть, Бог желает, чтобы одна из рода Голтов положила конец тому, что так неразумно начала другая женщина в далеком прошлом. Ее долг — попытаться это сделать.
И начинать нужно именно в Нохдаэде.
— Нелла не одобрит мою затею, — прошептала она и чуть не улыбнулась.
— Мне это не нравится, миледи. Вовсе не нравится.
Софи искоса взглянула на горничную, которая скакала бок о бок с ней на своем крепком пони. Едва узнав о плане Софи, который та вынашивала целую неделю, Нелла принялась безостановочно стонать да причитать. Этого следовало ожидать, но Софи уже порядком надоело. Страхи Неллы питали собственные опасения Софи, тогда как она так нуждалась в доверии и поддержке. Нелла, конечно, преданная служанка, но ей бы еще храбрости, может быть, чуточку любви к приключениям.
— Нелла, неужели ты хочешь, чтобы я умерла в одиночестве, с разбитым сердцем? — спросила она.
— Ох, нет!
— Тогда замолчи. Пока живо проклятие Роны, я обречена страдать, как все женщины моего рода, ее кровные потомки. Мой тоскующий дух будет бродить по дому в толпе прочих отчаявшихся душ Уэрстейна.
Ахнув, Нелла бросила на хозяйку укоризненный взгляд:
— Вы же сказали, что в Уэрстейне нет привидений!
— Я имела в виду — их не было в той комнате, где мы находились. — Софи усмехнулась, когда Нелла обиженно фыркнула, но вмиг сделалась серьезной. — Нелла, все будет хорошо.
— Ой ли? Одна женщина из деревни говорила, что лэрд — сущее чудовище, зверь, который пьет кровь и пожирает младенцев.
— Если он ест младенцев, то у него, должно быть, совсем плохой аппетит, потому что деревня кишит детьми. Да и деревня выглядит процветающей — так не бывает, если в ней хозяйничает чудовище. — София огляделась по сторонам, отметив про себя, какой суровой сделалась местность, и нахмурилась, разглядывая высящийся впереди замок, сложенный из темного гранита. — Место и впрямь выглядит мрачным. Поразительна резкая граница между светом и тенью!
