Новый инквизитор, имя и фамилию которого я не запоминаю, скупо подтверждает все данные допроса. Это опять мужчина — высокий, темноволосый, с бородкой-клинышком. Я даже умудряюсь мимолетно удивиться — эта столичная мода в Лаерже не приживается, но ему, судя по всему… Знакомство со мной никто заводить не собирается — подписав протокол, инквизитор коротко кивает и вновь скрывается за завесой. Звук открывающегося портала я слышу уже через миг. Все по протоколу — предсказуемо и… скучно.
Я еще некоторое время сижу за столом. Остин не сообщил ничего нового — а значит, придется подписать освободительную: вряд ли мне дадут санкцию на третий допрос подряд.
— Дайте бланк, — устало прошу я секретаря и уже через несколько минут протягиваю заполненную таблицу назад — для проставления печати. Что ж, Остин — везунчик и день Отца встретит с семьей.
Чего нельзя сказать о Терре.
— Где сейчас мисс Уилсон? — уточняю я у секретаря прежде, чем успеваю осознать.
— Здесь, — раздается ожидаемый ответ.
Вот как… Морриса забрали, а главного свидетеля, по вине которого он и оказался в заточении, нет? Удивительно. И секретарь тоже это понимает — некоторое время глядит на меня, будто ожидая решения, а затем осторожно уточняет:
— Она останется на праздники?
— Не уверена.
Я действительно не уверена — хотя бы потому, что это несправедливо по отношению к девушке, оказавшейся здесь ради восстановления своего доброго имени. А значит, выход здесь лишь один — ходатайствовать перед кардиналом об освобождении свидетеля.
И в этот раз я готова на это пойти.
— Можете проводить меня к ней?
Я долго жду в коридоре, пока дежурный гвардеец, гремя ключами, пытается справиться с замком. Изнутри тоже намечается шевеление — я вижу, как в приоткрытой заслонке мечется огонек светильника. Наконец, замок поддается — и дверь распахивается, пропуская меня внутрь.
Терра чинно сидит на кровати, сложив руки на коленях. Она одета в то же платье, что и при задержании — выданная одежда заключенных ровной стопкой лежит на стуле. Все ясно, не надевала.
Я вздыхаю. Разговор начинать тяжело — и девушка это понимает, потому что кривится и, явно сдерживая слезы, первой нарушает тишину:
— Мне ещё долго здесь находиться?
Перед тем, как ответить, я присаживаюсь с другой стороны кровати. Руки, как назло, девать некуда — с утра надела штаны без карманов. И о чем только думала…
Явно не об этом.
— Мисс Уилсон, если мы вас выпустим… под подписку, разумеется, вам есть куда идти?
Про поручителя я собираюсь узнать следом, но этого не требуется — Терра качает головой:
— Я сирота. Мистер Моррис был моим работодателем полгода… за это время я потеряла возможность восстановиться на бирже.
Я понимающе киваю. А девушка непроста.
— Простите за нескромный вопрос — вы воспитанница приюта?
— Да… Сестер веры Тримудрой.
Все ясно. За полгода она явно успела потерять кров — в приюты очереди стоят. Да и биржа её тоже не возьмет: в случае неудачного трудоустройства есть всего три месяца на смену места работы. В случае с Террой прошло много больше времени.
Девушка понимает ход моих мыслей. Она опускает голову и, сжав кулаки, начинает быстро говорить:
— Если вы меня не выпустите, я пойму… тем более, куда мне идти? Вещей нет, работы тоже.
— Родственники?
Терра качает головой.
— Родители погибли. Брат пропал без вести.
Да, помотало тебя, конечно…
— Я попала в приют в тринадцать, через год после смерти матери. Она последняя, кто оставался.
— Вам сейчас….
— Девятнадцать.
Я сочувственно вздыхаю. Приютских девушек редко держат до совершеннолетия — обычно стараются выпустить во взрослую жизнь поскорее, игнорируя все негативные моменты. Терре же повезло — судя по всему, она отпраздновала восемнадцатый день рождения в обители Тримудрой.
Сомневаюсь я недолго, да и чего сомневаться? Иначе поступить я ведь все равно не смогу.
— Терра… как вы смотрите на работу у дознавателя?
Cпрашиваю и осекаюсь, напарываясь на удивленный взгляд огромных серых глаз. Да, видимо, придется объяснять…
— Понимаете ли, — начинаю, — я очень долго ищу горничную. Не спрашивайте почему, но у эмпатов никто не хочет работать.
— Они говорили, что вы прокляты, — выдает легкую улыбку девушка, — там, в обители. Что вы продали душу тьме.
Как мило! А то я этого не знала.
— Неважно, что говорят. Но, если вас это заботит…
— Не заботит, — девушка поднимает голову и прямо смотрит на меня, — я им все равно не верю, мисс Локуэл.
Мои брови моментально ползут вверх: не ожидала, что девушка запомнит мое имя.
— Терра, пока я не могу вам ничего обещать, — качаю головой, — но оставлять вас здесь на праздники кажется мне плохой идеей. Поэтому я попробую, — я выделяю это слово, — ходатайствовать за вас перед кардиналом и по результатам уже будем решать.
— Мисс Локуэл, спа…
— Платить много не смогу, — неумолимо продолжаю я, — но среднюю ставку по Лаержу вполне осилю. У вас будет маленькая комната. Разумеется, все содержание тоже остается на мне.
Терра все-таки вскакивает с кровати. Одеяло падает на пол, а переносная лампа опасно кренится — и я едва успеваю протянуть руку, чтобы спасти камеру от маленького, но пожара.
— Мисс Локуэл!! Спасибо! — тонкий женский голос отражается от каменных стен и гулко отдается в коридоре, — мисс Локуэл, да я…
Я все же не выдерживаю — улыбаюсь. И непреклонно качаю головой:
— Мы все обсудим после решения кардинала.
Глава 8.
Прошение об освобождении я пишу тут же — боком пристроившись за столом дежурного гвардейца. Парень охотно уступает мне стул, дает лист бумаги, перо и предлагает чай. Такая вежливость не редкость, но удивляет.
— На самом деле, правильно, что её выпустят, — будто слышит мои размышления гвардеец и, будто задумавшись, добавляет, — день Отца в крепости — сомнительное удовольствие.
Я не переспрашиваю — знаю, что он имеет в виду. И дело даже не в том, что главный праздник года заключенным приходится встречать в одиночестве. Даже при пристальном контроле за дежурными иногда не выходит уследить за всем. И всеми.
Дополнив документ обоснованиями, я ставлю в конце размашистую подпись. Специальные чернила высыхают моментально — и уже через несколько мгновений я уже складываю лист пополам и вкладываю в форменный конверт с пометкой “срочно”.
