– Никогда еще со мной такого не было… – со смущением произнес он, когда наш транспорт медленно поплыл вперед. – Всегда четко понимал, что происходит. Знал, что делать. А тут…
– Смирись, – была бы возможность, я бы хлопнул Стража по плечу, чтобы хоть как-то ободрить. – Выпало тебе испытание тяжкое, но такова жизнь. А Господь никогда не даст больше, чем ты способен вынести.
– Да знаю! – отмахнулся Стеф. – Знаю. Только от этого не легче.
Спустя несколько минут мы уже подъезжали к остановившемуся за изгибом реки патрулю. Страж уже успокоился и смотрел на общинников спокойно, даже немного высокомерно, будто встречать его было их святой обязанностью. Игумену кивнул, но ручкаться и поклоны бить не стал. Не спускаясь с платформы, произнес:
– Ну вот ты меня и встретил, отче. Веди.
Настоятель монастыря лицом закаменел, будто не брата встречал, а преступника. И следующей своей фразой окончательно дал понять, что так он к Стражу и относится.
– Оружие сперва сдай, сыне. Не должно арестованному оружному ходить.
Стеф ощерился по-волчьи, как всегда делал, когда в бой бросался. Но глупостей вытворять не стал. Отстегнул перевязь с квачом, снял пояс с кобурой, положил с ним рядом ручной плазменный метатель.
«Ежели им не верить – кому тогда? Да, Оли?» – беззвучно произнес он.
23
Ну хоть с платформы нас не ссадили, и то хлеб! Забрали оружие, деактивировали метатель и, усадив на корму, повезли в монастырь. Молча причем – по дороге к Сосновску сопровождающие с нами почти не разговаривали. От пытавшегося вызнать причину ареста Стефа отец Иннокентий только отмахнулся:
– Не мое это дело, Страж. Приказ архимандрита я исполню, а дальше вы уж сами разбирайтесь. И вопросов мне не задавай, не знаю я ответов.
Но было видно, что какой-то информацией он все-таки владеет. Уж больно взгляды на моего подопечного он кидал красноречивые. Так смотрят на душу погубленную – с жалостью, замешанной на малой толике отвращения. Что-то знает? Про ведьм и мага? Если да, то откуда?
Общинники же, приданные игумену в качестве усиления, и вовсе оказались настоящими бирюками. Даже тот, на которого отец Иннокентий при первом разговоре со Стражем зачем-то посмотрел, поддержки ища или одобрения. При более пристальном осмотре ополченец этот оказался простым общинником, а никаким не ревнителем – таких мозолистых рук у священства отродясь не бывало.
В общем, ни словечка не произнес никто из нашего почетного караула за те три часа, что мы добирались до стен обители. А там и вовсе все скомканно вышло: мужики поклонились настоятелю и повели лошадей на конюшню обихаживать после дороги, а сам игумен повел Стефана в темную.
Сосновский монастырь больше походил на крепость, которой, впрочем, он и являлся. Толстая, из красного кирпича стена с бойницами поверху была расписана белыми охранными символами. За стенами жались друг к другу хозяйственные постройки, только центральное здание – церковь – стояло в центре и имело вокруг себя достаточно свободного пространства.
Раньше, согласно архивам, православные церкви увенчивались куполами, крытыми сусальным золотом или медью. В нынешние времена подобные «украшения» не использовались. Здание церкви было крепким строением с толстыми стенами, узкими окошками и островерхой крышей, на которой даже летающему демону удержаться было бы сложно. Больше всего по архитектурным признакам здание походило на готический костел.
По вечернему времени людей во дворе почти не было, только двое братьев стояли на воротах, которые сразу же закрыли, едва мы въехали. Да конюх выскочил, принимая у общинников лошадок. А так насельники монастырские уже спали или всенощную в церкви стояли – приехали-то мы поздно, в темноте.
Игумен, все такой же молчаливый и насупленный, самолично провел Стефана к приземистой постройке, отпер дверь, ведущую в подвал, и велел спускаться. Граничник возмущаться не стал, уточнил только, есть ли там свечи. Получив утвердительный ответ, улыбнулся, словно только свечей ему до полного счастья и не хватало, и бодро сбежал вниз. Крикнул только, когда услышал звук запираемой двери:
– Вели горячего хоть пожрать принести, отче! Я уже месяц на сухом пайке!
«Ну, вообще-то, тебя в Малахии брат Анджей кормил», – напомнил я ему.
«Чего не помню – того не было! – отрезал напарник и завалился на лавку. – Толкни, как еду принесут, ладно?»
Свечи, что характерно, он зажигать не стал. Да и зачем бы они ему, если, едва войдя в подвал, он включил ночное зрение…
«Может, нам пока стратегию поведения обсудить? – уточнил я чуть позже. – Не нравится мне твое спокойствие…»
Меня и вправду его отстраненность немного напрягала. Вернувшись и узнав, что с нами происходило за последние пять дней, Стефан, казалось, ушел в себя, не собираясь своими думами со мной делиться. И это после всего того, что мы пережили вместе.
«Чего там обсуждать? – даже удивился Стеф. – Расскажем все как было, и пусть иерархи решают, что делать. Не наша это задача, Оли. Ты же видишь, какое тут аббатство творится – явно какие-то интриги! Савва этот со своим приказом дурным! Почему сразу не епископ?»
Я тоже так считал, поэтому в очередной раз выругавшегося напарника одергивать не стал. Выберемся из этой передряги – загоню в пост дней на пять! Взял моду – матерки маскировать!
Только не очень-то я верил, что выбраться у нас выйдет.
Каждый Страж-бродяжник – вольнодумец и авантюрист, и этого не изменить. Человек, в одиночку гуляющий по самым опасным местам планеты, не может быть иным, ведь ему приходится смотреть на мир не через призму догмы, а с позиции здравого смысла. Вопросы выживания для него первичны – не в ущерб душе, естественно. Да и как по-другому-то?
Поэтому каждый бродяжник ненавидит интриги. Всю эту борьбу фракций, временные союзы, дружбу с фигой за пазухой. Понимает, что такова природа человеческая, да и природа власти, но не приемлет. Сталкиваясь с подобным, он старается максимально быстро сбежать из места, где такое происходит. Обратно, на кордон. Там, где все просто и все по-честному.
А я это забыл, как выяснилось. И многое другое еще. Надо же, пять дней всего с ребенком нянчился, а привык, как полжизни этим занимался! Стеф, он ведь и раньше таким был – себе на уме, не болтливым. Вот таким и вернулся. Я себя даже ненужным на миг почувствовал. Как дед, внучок которого внезапно вырос и более в наставлениях не нуждается. И радостно, и обидно немного. Вот ведь… аббатство!
Ладно, все это пустое. Не хочет обсуждать – я за него подумаю. Потом еще спасибо скажет… или нет. Неважно. Важно другое – как себя на допросе вести? Ведь нас же на допрос привезли, верно? Только не очень понятно, о чем спрашивать будут. Я не про то, что нужно скрывать и запираться, нет – всю правду мы расскажем, я, например, по-другому и не смог бы. Просто хотелось понять, на чем акценты делать.
