Органы юстиции, прокуратуры и суда тоже, как правило, безоговорочно исполняли преступные указания верхов. Были исключения, но те, кто осмеливался противоречить Кремлю, перемалывались кровавой мясорубкой.
Николай Романович Миронов — известный партийный деятель, в 1950-е годы направленный на руководящую работу в органы КГБ, так оценивал материалы следственного дела на Абакумова:
«Меня заинтересовала личность бывшего министра госбезопасности СССР Абакумова, осужденного на три года по так называемому «Ленинградскому делу» на закрытом судебном процессе в Ленинграде. Не секрет, что многие ленинградцы знали о зловещей роли Маленкова в судьбе ленинградских руководителей и оценки, действительно ли был виноват Абакумов, были разными. Я решил составить личное мнение по этому делу и затребовал его.
В результате изучения дела я пришел к следующей оценке: Абакумов не виновен в преступлениях, которые ему были предъявлены. Он выполнял лишь волю ЦК. Меня поразила цельность и мужество Абакумова. Его регулярно держали в карцере, холодильнике, обливали ледяной водой и подвергали другим издевательствам. Но он держался стойко и в приписываемых ему преступлениях, которых он не совершал, не признавался и, главное, никого не оговорил.
Этим он спас жизнь врачей и других лиц еврейской и не еврейской национальности. Признайся он, что руководил ими в заговоре против Сталина — суд… и их всех бы расстреляли.
Вызвало чувство брезгливости подлое поведение на суде Бровермана. До декабря 1950 года он — заместитель начальника секретариата МГБ СССР. В декабре того же года был откомандирован Абакумовым на периферию, ранее понижался им в должности (по всей вероятности, за изъяны в службе — Прим. авт.).
В угоду суду он явно клеветал на Абакумова и других подследственных. На проводившейся между ним и Абакумовым очной ставке утверждал, что Абакумов якобы рассказывал антисоветский анекдот и привел его содержание. Выслушав это, Абакумов высказал возмущение и заявил:
— Броверман, ты докладывал мне по стойке «смирно», кроме деловых вопросов, я с тобой ничего не обсуждал. При наших отношениях с тобой, мог ли я рассказывать тебе анекдот?! Да и по своему содержанию этот анекдот, если бы он и рассказывался, не был антисоветским…»
Справка:
Броверман Яков Михайлович (1908–1976). Родился на Волыни. С 1937-го по 1938 год — старший инспектор отдела трудовых колоний УГБ НКВД УССР. Работал начальником секретариата Особого отдела Киевского особого военного округа. С 1941 года — на руководящей работе в секретариате УОО НКВД СССР. С 1943 года — начальник особой группы и секретариата ГУКР Смерш. В 1946 году назначен заместителем начальника секретариата МГБ СССР. Арестован Броверман в 1951 году по делу Абакумова.
Чтобы оклеветать своего начальника Абакумова он пошел на сделку со следователями-костоломами, обещавшими его освободить, если признается в своих антисоветских грехопадениях. И он «признался», что являлся участником изменнической группы в МГБ, проводил вредительскую работу, снабжал секретными сведениями о деятельности органов госбезопасности СССР английского шпиона Белкина…
Несмотря на «помощь» следователям, в декабре 1954 года был осужден к 25 годам заключения. Бровермана освободили из лагеря 13 ноября 1976 года.
Таким образом, ответчиками за «Ленинградское дело» должны были быть Маленков, Берия, Хрущев и их соучастники Шкирятов, Булганин, Андрианов, Козлов, Матулевич, а также ряд других партийных и государственных чиновников.
Справка:
Матулевич Иван Осипович (Матулявичус), генерал-лейтенант юстиции (1895–1961). Заместитель председателя Военной коллегии Верховного Суда СССР. Председательствовал на выездных коллегиях Верховного Суда в Ленинграде, приговоривших поэта Бориса Корнилова и астрофизика Матвея Бронштейна к расстрелам. В 1950 году председательствовал по «Ленинградскому делу».
5 апреля 1952 года был издан приказ Председателя Верховного Суда СССР № 007 «О порядке рассмотрения дел с высшей мерой наказания». Для рассмотрения подобных дел был создан спецотдел по особо важным делам. Такие дела могли рассматривать только руководители коллегии, в том числе Матулевич. На рассмотрение отводилось несколько дней.
В части последнего очевидно, что он знал — «ленинградцы» не виновны, однако в нарушение законов того времени, во исполнение решения Политбюро обеспечил их приговор к высшей мере наказания — расстрелу.
Один из участников «Ленинградского дела» Иосиф Михайлович Турко в изложении публициста Льва Сидоровского вспоминал:
«…Вот зал Дома офицеров Ленинградского военного округа, и он видит рядом, на позорной скамье, товарищей по несчастью… Боже, как страшно они изменились: Кузнецов, Вознесенский, Родионов, Попков, Капустин, Лазуткин, Закрежевская, Михеев…»
Все это результаты жестокого следствия и «шемякина» суда.
Оценка содеянного Абакумовым на всем протяжении его службы зависела не от «содеянного» им, а от расстановки сил в верхних эшелонах власти. Уже упоминаемый Главный военный прокурор РФ генерал-лейтенант юстиции А. Ф. Катусев в ходе изучения материалов по жалобе осужденного в 1954 году гражданина И. А. Чернова сделал заключение. В нем он показал, что Абакумов и его некоторые сослуживцы были привлечены к уголовной ответственности по статьям о преступлениях, которых они не совершали.
Страницы смутных лет
Бьет набат, бьет набат Интернацонала,
Пламя Октября в глазах бойца.
Есть у революции начало,
Нет у революции конца!
Юрий Каменецкий
И действительно, у революции не было конца. Скоро она переросла в противостояние между белыми и красными. К 1921 году уже отгремели бои Гражданской войны, но вожди призывали «жить в полете, быть всегда в атаке, биться насмерть с черной силой тьмы!» И продолжали биться, часто ожесточеннее и коварнее, чем при горячих сшибках. Подозрительность и идеология становились тягловой лошадкой в борьбе против инакомыслящих советских граждан. С верой в коммунизм страна строила его социалистический фундамент. Успешные коллективизация и индустриализация давали повод к оптимизму.
И в то же время писались страницы смутных лет, окрашенных кровью репрессий. Сегодня мы обвиняем в этом зле Сталина, а кто написал пять миллионов доносов на своих людей, в том числе и родственников, ставших чужими? Кто нес портреты тех, кого они же проклинали на кухнях? Кто постарался в первые же месяцы правлений избранных или назначенных элитой президентов в постсоветском пространстве клепать их бюсты и ставить памятники этим пока незаслуженным поводырям? Автору за восемьдесят, и он видел все это своими глазами, а потому имеет право искренне сказать о пережитом. В том числе и о сталинском времени, в котором варилась жизнь его родителей — они были частичкой советского народа. Нет, они не были «совками», которыми их нарекли сегодняшние бароны бизнеса и партийные перевертыши, ставшие «либеральными демократами». Они вкалывали во имя всяких пятилеток и благополучия семей.
