– ХО-О-О-О-О-ОГ! – заревел сохач. Звук был настолько глубоким и громким, что отзывался у меня в зубах. – ХО-О-О-О-О-ОГ!
Только теперь я вспомнил про трёх всадников на спине огромного зверя и вскочил на ноги, чтобы получше их разглядеть. Они были так плотно замотаны в одеяла и шарфы, что я не видел ни малейших признаков йети.
Папа выбрался из снега на каменную стойку и отчаянно махал им. Из-за завываний ветра я не слышал, что он кричит.
Моё сердце яростно билось в груди. Самый высокий из наездников, сидевший сзади, вынул из складок накидки стеклянный сосуд размером с банку фасоли и открыл крышку.
Ветер мгновенно стих, и буря втянулась в маленький сосуд, как воздушная воронка. Оглушительный рёв сменился звенящей тишиной, и тысячи снежинок, носившихся по вестибюлю, внезапно замерли в воздухе, а потом плавно опустились на пол.
– Ага, так-то лучше. – Самый большой йети закрыл сосуд с едва слышным ЗВЯК!
– Что происходит? – жалобно спросила мама у папы. Но он уже спрыгнул со стойки и оббежал арктического сохача.
– Орфис, старина!
– Орфис? – выдохнула мама.
Всадник, сидевший посередине, сдёрнул шарф с большой головы и открыл мохнатую морду, которую разделяла чуть ли не пополам широченная улыбка.
– ДА, ЭТО Я! – расхохотался йети. – Выключите отопление, здесь парилка!
8. Познакомься с Квинзи
Три всадника мигом спрыгнули с сохача и принялись распаковываться, как подарки на Новотролль.
Я так давно не видел Орфиса, что едва узнал его. Коричневая шерсть начала седеть на подбородке и стала намного длиннее и косматее.
– О-о-о! После четырёх тысяч пятисот миль на сохаче все мягкие места болят! – Йети со смехом подбежал к папе и сгрёб его в крепкие мохнатые объятия. – Барджес, мой безволосый друг!
– ПОВЕРИТЬ НЕ МОГУ! – изумлённо раскрыла рот мама, словно по ней только что пробежало целое стадо сохачей. – Это правда ты? – Она стёрла снег с лица. – Мы не знали, что ты приедешь!
Папа хитро подмигнул мне.
– Добрались! – воскликнула самая высокая йети, в голосе которой рычания было гораздо больше, чем у Орфиса. Она стянула шарф с морды и мило улыбнулась.
Это была жена Орфиса Унга.
Женщины-йети гораздо больше и сильнее, чем мужчины. Я прочитал об этом в той же книге, в которой видел арктического сохача. Шерсть Унги была светлее, чем у Орфиса, и отливала бирюзовым и серебряным цветом. Бо́льшая часть волос на голове были заплетены в косички с нанизанными на них зелёными бусинами.
– Рани! – воскликнула Унга со смехом и раскинула огромные руки. – Иди сюда и обними меня!
– Раздолбай мне башку! – воскликнул Орфис, поставив папу на землю и обратив внимание на меня. – Не может быть! Это что, Фрэнки?
– Ага! – ответил я, не в силах перестать улыбаться, как хурьхорёк.
– Пялилкам своим не верю! – продолжил Орфис. – Вот радость для солёных глаз! Глянь, Унга! Глянь, какой Фрэнки взрословатый!
Не выпуская маму из крепких объятий, Унга посмотрела на меня и практически закричала:
– Ох, ёженки-твороженки! Когда я тебя в последний раз видела, Фрэнки, ты был малюсечнее сучочка!
– А где малышка Зингри? – спросил папа, подпрыгивая на месте, как перевозбуждённый щенок.
– Теперь она не такая уж малышка, Барджес, – сказал Орфис. Он подтянул к нам самую маленькую йети. – Сюда, милонька.
На голове маленькой йети всё ещё было покрывало с прорезями для глаз, но Унга быстро его сдёрнула.
– Зингри, мой комочек! – прогремел Орфис. – Когда мы были здесь в прошлый раз, ты была шариком из пуха, так что вряд ли помнишь Банистеров. Это Барджес, Рани, а мальчонка – это Фрэнки.
Зингри была года на два младше меня, но уже ростом с моего папу. У неё была бело-серая шерсть с голубыми кончиками, как у всех юных йети. Один кривой клык выглядывал из-под нижней губы.
– Супер! – сказала она.
– Ну же, детка. – Унга ласково подтолкнула дочку. – Поздоровайся, стесняшка.
– Здрасте, – пробормотала Зингри.
– Умница, – сказала Унга. Уперевшись огромными лапами в бока, она осмотрелась. – Итак, вот мы и здесь, в отеле «Проходите мимо». Вот это новотролльная радость!
По лицу Зингри было ясно, что она в жизни не видела ничего подобного нашему отелю. Она оглядела спиральную лестницу до самого верха и…
– Небо неправильное! – вскрикнула она и спряталась за ногами Унги.
– Ха-ха! – расхохотался Орфис. – Мозги мне размозжи, начисто забыл. Бедняжка Зингри ни разу не видела потолок!
9. Ледяной приём
– Мне нравится, как вы тут всё обставили, – сказала Унга, обводя взглядом вестибюль. – Стало намного лучше, чем когда мы были тут в прошлый раз.
– Согласен, – кивнул Орфис. Он отломил с ближайшей картинной рамы сосульку и принялся ковыряться ею в зубах. – Намного морознее. Очаровательно!
За всем происходящим я совершенно не обратил внимание на последствия яростной бури, которая только что проломила нам дверь и превратила всех несчастных гостей в живые сосульки.
Мы словно стояли посреди огромного иглу. Всё было покрыто снегом и узорчатым инеем. Кое-где из сугробов торчали дёргающиеся ноги, а некоторые из гостей оказались за стеной из ледяных сталагмитов.
– Вот это шурприж! – хохотали Коренные Сестрицы откуда-то сверху.
После полётов в вихре Дентина и Деснина каким-то образом снова оказались на балконе третьего этажа и деловито отряхивались, но Пастина зацепилась резинкой синих узорчатых трусов за один из канделябров и повисла на нём.
– Шовершенно неожиданно! – веселилась она.
Ветви соснового дриада оказались припорошены снегом и поблёскивали. Он выглядел как украшение на Слюномороз.
– Ох, дела! Посмотрите! – воскликнул папа, указывая на ближайшую стену. Я увидел, что нарисованные на волшебных обоях вьюнки увядают и морщатся от холода. Листья постепенно становились коричневыми и осыпались вниз по стенам. – Значит, наступила настоящая зима!
– Чудесная погода, чтобы подрожать от холода, – с улыбкой сказал Орфис, изучая обстановку.
На фонтане играли грязевые феи, скатываясь по завиткам льда; моховые гремлины разбегались по полу, как перепуганные снеговики, а анемонк пытался отлепить замёрзшие щупальца, обвитые вокруг вешалки.
