Он стремительно подошел ко мне и с тихой яростью впился мне в губы.
— Я хочу тебя. Раздевайся.
Мало того, что он обрушил на меня все это как снежный ком, так он еще и уходил от разговора самым интересным способом, на которое только способны мужчины. Я покачала головой и отступила на один шаг.
— Нет.
— Нет? — вскинул он бровь, — И кто меня остановит? Ты? — что-то страшное творилось с его глазами…
— Не надо быть таким.
— Жестоким? Но я жесток! И всегда таким был! — вдруг он громко и зло рассмеялся — Да не смотри ты на меня так! Я не собираюсь тебя принуждать! Это не потребуется, ты сама захочешь.
Стукнуть бы его, чем потяжелее, чтоб опомнился!
— Антон, да что с тобой?! — воскликнула я, — Почему ты себя так ведешь?
Его глаза яростно полыхали, а в уголках губ залегла горестная складка.
— Почему? — едва выдохнул он, — Да потому что мне больно, черт тебя побрал! Потому что твое признание сильно запоздало, так как трупу вряд ли нужна любовь! Что ты на меня так смотришь? Я не надеюсь выбраться живым, — он глубоко вдохнул в себя воздух и через минуту уже более спокойным голосом произнес:
— Все с самого начала шло кувырком. Я знал, на что я иду. Но ты не должна бояться, — Тошка стоял мрачнее тучи, руки в карманах брюк, напряженное тело, готовое к атаке в любую секунду, — Тебя не тронут, ты ничего не знаешь…
— Но я хочу знать! Я имею право знать из-за чего мне нужно уехать из страны, почему я лишаюсь тебя… — последние слова я прошептала, а Тошка дернулся как от удара.
— Если я расскажу тебе, тогда и твоей жизни будет угрожать опасность.
— Но кто сказал, что она мне сейчас не угрожает! — крикнула я. — Только не прикидывайся дурачком! Я не настолько глупа, чтобы не понимать, почему ты отправляешь нас в другую страну. Опасность есть, так? Они не поверят, что я ничего не знаю. Ты просто обязан мне все рассказать!
— Я обязан обеспечить твою и Киркину безопасность.
— Антон!
Тишина долгая, мучительная, уже было поверила, что он, как обычно, ничего не скажет.
— Ты что-нибудь слышала о Бересове? — после долгих раздумий спросил он.
— Да. Довольно известный политик в нашей области. Внес много программ по защите детей и окружающей среды.
— А по совместительству смотрящий за областью: контрабанда оружия в страны Ближнего Востока, работорговля детьми, ну и конечно наркота.
— Понятно, оказался Бересов полным дерьмом, — осторожно произнесла я, — Но причем здесь ты?
Антон сел на диван, уставился в пол и начал рассказывать.
— К бабке Тамаре тогда приехали его люди, и тонко мне намекнули, что если не стану работать на них, то лишусь своей головы прямо там. Я, конечно, мог поперек них пойти, даже один, но Митяй на тебя глаз положил, ублюдок. Слава за ним идет такая, что даже проститутки бояться его как огня — мразь и садист. А когда тебя этот сукин сын увидел, у него аж слюнки потекли, на лбу было написано, каким пыткам он тебя подвергнет, сделай я неверный шаг. Я дал свое согласие, понимая, что в конце они от меня избавиться как от ненужного элемента в своей цепочке.
Пропал у них груз с оружием, который Бересов, тот же Батя, направил в Ингушетию. Не доехал состав, на полпути потерялся. Вот здесь я Бате и подвернулся со своими возможностями и талантами.
— Как в Ингушетию? Там ведь наши! Там… — у меня дыхание перехватило, а Тошка горько усмехнулся и продолжил:
— Батя конечно и не вспомнил бы про меня, если бы не тот инцидент с теми тремя подонками. А вернее одним, очень избалованным ублюдком, который по несчастью оказался племянником его близкого кореша. Итак, груз я нашел.
— И это все?
— Конечно, нет, — злорадно усмехнулся он, — Пока я Батин груз разыскивал, многое, что успел увидеть, — Тошка поднял на меня свои глаза, и я поневоле вздрогнула — столько ненависти я не видела никогда, — Я вышел на ту мразь, которая занималась подбором детей в восточные бордели для Бересова.
Я охнула, и сердце мое сжалось.
— Детям от десяти до тринадцати лет, не больше. Он скупал их у директоров приютов, куда вкладывал немалые деньги, причем из федерального бюджета. Как раз по той программе по защите детей, как ты говорила.
— Но как об этом не стало известно? Ведь это же дети!
— Не будь наивной! Кто сейчас заботиться о судьбе сирот? Кому они нужны? Все очень и очень просто: ребенок исчезал, а его отмечали как сбежавшего, неуправляемого с расшатанной психикой. На самом деле детей туда подбирали тихих и забитых.
Я нашел эту тварь и убил. Конечно, Бате это не понравилось, очень не понравилось, так как я нарушил его давно налаженную связь с борделями за границей. Чтобы найти очередного посредника понадобиться очень много времени, для того чтобы проверить человека, ввести его в курс дела… Потом я сдал его груз с оружием фэшникам. Много денег Батя потерял, очень много миллионов долларов. Ну, а для своей страховки я «одолжил» у Бати всю его черную бухгалтерию по работорговле и надежно спрятал, и на ухо кое-кому шепнул, что в случае моей смерти эти документы попадут туда, куда надо. Теперь понимаешь, какая редкая сволочь стоит у власти?
Антон снова начал с двойным упорством разглядывать пол. Прошло минут пять не меньше, когда он поднял свои глаза, полные горести и решимости.
— Уезжай из страны. Ты верно подметила, я самого начала знал, что тебя не оставят в покое. Боюсь, что ты для них единственный козырь против меня. Не думай обо мне. Если я выживу, я приеду к вам. Уезжай, слышишь, хорошая моя…
Из глаз моих брызнули слезы. Я даже не могу передать, какая ярость клокотала внутри меня.
— Я уеду, черт с тобой! Но ты, сукин сын, приедешь ко мне! Ты не посмеешь сдохнуть, когда ты так нужен!
Тошка обнял меня и даже тихо рассмеялся:
— Узнаю тебя. Ты сама нежность и очарование, — он немного помолчал, а потом тихо и нежно произнес:
— Я не шутил. Я действительно не хочу тратить время на разговоры.
Я посмотрела ему в глаза. Ясный, чистый взгляд его серых глаз больше не обдавал меня холодом. Тихо вздохнув, я покосилась на свой заметно округлившийся живот — неужели я еще возбуждающе выгляжу? Тошка понял мой взгляд по- своему:
— Я не причиню ребенку вреда, — о, Господи, Тошка, я в этом даже не сомневалась.
Мне не спалось. Я в очередной раз прокручивала всю информацию, которую услышала от Антона. Неужели нет выхода? И какой же он упрямый! Даже слышать ничего не хочет о моем отце. И это в такой-то ситуации? Но боюсь, тут замешена не только гордость. Он не хочет подставлять никого, кто мне дорог. Но я не могу сидеть, сложа руки!
Потихонечку пробравшись на кухню, и прикрыв за собой дверь, я включила давно забытый сотовый телефон и набрала номер отца.
