— Ну, наконец-то, мать твою! — рявкнул он в трубку и вздохнул от облегчения — Ты чего вытворяешь? И это в твоем-то положении! Ты где пропадала? Где ты?
Я помолчала пару секунд и тихо сказала:
— Если ты закончил, могу ли я тебя попросить? — отец громко выругался, но трубку не бросил.
— Как там Кирка? — начала я с главного.
— Нормально. Ваша няня просто образец терпения и понимания. Я почти каждый день навещаю его.
— Спасибо тебе.
— О чем ты? Он мой внук. И твой сын, кстати, ты не забыла? — я только зубами скрипнула, — Надо полагать, Антон с тобой?
— Нет, его нет в городе, он спрятал меня и куда-то уехал, — почему-то соврала я. Пока не поговорю, ничего ему не скажу.
— А о сыне он не забыл?
— Он справедливо предположил, что с Кирой ты нам поможешь.
— Что ж, тоже верно. Зачем звонишь? Не удосужилась до этого отца известить, так что сейчас беспокоишься?
— Пап, поговорить надо.
— Да уж догадался, не дурак. Где ты?
— Я не могу сказать…
— Какого черта!
— Пап, я, правда, не могу, на то есть причины, не злись. Давай возле причала в семь.
— Я подъеду, — вздохнул мой отец и отключился.
На улице почти рассвело. А я никак не могла придумать, куда бы отправить Антона с утра пораньше, чтобы не заметно улизнуть из дома. Было уже шесть пятнадцать, когда я решила действовать.
Широко открыв дверь в ванную комнату, я прошествовала к белому фаянсовому туалету и склонившись вызвала рвоту. На третий мой стон Антон подскочил как ошпаренный.
— Девочка, как ты? — Я посмотрела на него измученным взглядом, и ничего не сказала. Умылась холодной водой и с видом мученицы прошла в комнату. Тошка с видом побитой собаки трусил за мной.
— Может тебя в больницу отвезти? Давай я Владу позвоню, — ситуация принимала неверный оборот.
— Хватит с меня Влада! Меня от одного его вида уже мутит. Лучше съезди в аптеку, купи чего-нибудь от тошноты, — сказала я и прилегла на диван, прикрыв глаза.
Собрался он минут за пять и уехал, выжимая из машины все лошадиные силы. Ближайшая аптека была в пятнадцати минут езды, нужно торопиться. Быстро надев спортивный костюм, я выбежала из дома. Пройдя быстрым шагом пару кварталов, я поймала машину и доехала до причала. Отец был уже там. Он стоял, облокотившись о свою машину, и нервно курил.
— Привет, — сказала я ему. Он кивнул и отбросил сигарету. Ходить вокруг да около не имело смысла, и я начала рассказывать ему все то, что узнала от Антона. Но не сказала где сам Антон, какое-то предчувствие предостерегало меня от этого. По мере моего рассказа лицо отца становилось все более отчужденным.
— Пап, я понимаю, что сам Антон никогда к тебе не обратиться. За него прошу я. Я знаю, что у тебя достаточно связей, чтобы помочь, — закончила я. Отец достал новую сигарету и закурил.
— Я знал, что ваш союз добром не кончиться, — изрек он, глядя куда-то в сторону.
— Пап, не начинай. Сейчас не время.
Он резко ко мне обернулся.
— Не время, ты права! А ты не хочешь поинтересоваться, каким образом я все это устрою? Тебя это не волнует? Ты кроме своего мужа уже больше ни о ком не думаешь! Кстати, мужа бывшего, прошу заметить.
— Я всего лишь, обратилась с просьбой, — удивленно проговорила я, не ожидая от него такой вспышки.
— Мой ответ «нет».
У меня возникло ощущение, будто мне влепили пощечину, так неожиданно и резко прозвучал его ответ.
— Почему?
— Я не обязан объяснять.
— О, да, ты не обязан, — с горечью сказала я, — Ты вообще никогда не считал нужным объясняться со мной. Даже тогда, когда отправлял меня на все четыре стороны из родного дома после смерти Лешки.
— А ты жестока… — отец даже посерел лицом.
— Не более чем ты.
— Да, пойми ты… Я работаю на Бересова…И что я теперь укушу ту руку, которая меня кормит?! Ты хоть представляешь, где я буду после этого? — выпалил он.
В глазах потемнело, и мир пошатнулся. Большим усилием воли я заставила себя не терять нить сознания.
— Ты…ты…работаешь на эту… мразь? — с брезгливостью переспросила я. Отец промолчал. — И чем же ты занимаешься? Надеюсь, ты хотя бы в работорговле не замешан?!
Он вздрогнул.
— Нет. Я бы с удовольствием открутил ему шею за это. Но… это бизнес, детка. Я не вмешиваюсь в его личные дела.
— Личные?!? — опешила я, — Папа, ты же любишь детей…Тьфу, твою мать! После такого известия даже слова «любишь детей» приобретают другой смысл! Твоя помощь детским домам — блеф?
— Нет, — угрюмо произнес он.
— Бересов кормиться с этой же кормушки…
— Я не занимаюсь торговлей детьми! — заорал он на меня, — Теперь все? Какого черта, ты лезешь туда, куда нормальная баба и не подумала бы!
— Я хочу, чтобы ты помог Антону.
— Опять все с начала! — простонал он, — Пойми, девочка, — начал он, вкрадчиво заглядывая мне в глаза, — Антон переступил границу дозволенного, я не вправе вмешиваться.
— А как же я? Теперь я тоже в курсе. Меня убьют, папа, — я знала, что жестоко так с ним разговаривать.
— Этого не случиться! Ты воспользуешься предложением Антона и уедешь за границу, поняла? Я буду помогать тебе.
— Папа, он тебе жизнь спас!
— А перед этим пытался ее отнять, — хладнокровно заключил мой отец, — Хватит! Антон умрет, а ты уедешь!
Я смотрела на него и не узнавала в этом чужом жестоком не человеке своего отца. Вот так, походя, он отправлял на смерть отца своего внука, человека, которого я любила…
Я развернулась и пошла прочь. Мир рухнул. Антон…Тошка…Любимый…Отец…Руки, убаюкивающие меня перед сном…
Домой я зашла как в полусне. На дорогу назад ушло много времени. Но я даже не заметила этого. Стоя в дверном проеме, я облокотилась о дверь, пытаясь прийти в себя. Мне нужно смириться с этим. Смириться можно, но можно ли понять. Господи, какой же дурой я была все эти годы! Я ведь никогда не задавалась вопросом, откуда в нашей семье такие деньги, наивно предполагая, что их можно заработать честным трудом. Чего еще я не знала? Помниться отец не сильно обрадовался, когда мы с Лешкой решили пожениться, почему? Теперь мне захотелось это знать. Зато в отношения с Антоном отец не вмешивался. И теперь спокойно говорит о его убийстве. Я судорожно вздохнула. Не думать, иначе я сойду с ума. Прийти в себя меня заставила другая мысль: Тошка дома, и судя по всему давно, но не криков, не ругани в свой адрес я не слышу.
Я прошла в комнату и увидела, что он сидит в кресле, бледный, и взгляд какой-то мутный.
