— Ты расскажешь мне, что тогда произошло?
— Зачем?
— Тебе станет легче.
— А тебе станет противно со мной общаться, если не уже.
— Не станет. Я тоже не святой, я смогу понять.
— Понять можно все, простить нельзя…
Вик обнял меня, неожиданно, резко и в то же время нежно, а я, уткнувшись в его мощную грудь, ощутила спокойствие. Так мы и стояли — на коленях и обнявшись, пока не зашел крестный и при виде нас не встал, как вкопанный, я отпрянула от Вика, как ошпаренная.
— Да, ну ё! Предупреждать же надо! — и вышел из зала, — Молодежь, вы тут пообщайтесь, а я пойду, прогуляюсь пару часиков! — крикнул он уже из коридора. Я подорвалась со всех ног, крича:
— Крестный, ты все не так понял! — но ответом мне была захлопывающаяся дверь.
Вернувшись в зал, накинулась на Викинга.
— Ты чего молчал? Мог бы тоже сказать ему. Что он теперь о нас думает?
— А если я не хочу? — вдруг спросил Вик серьезным тоном.
— Чего не хочешь? — опешила я.
— Опровергать его предположения.
— Ты с ума сошел?
Вик невесело улыбнулся, подошел ко мне и взял за руки.
— Уже давно, когда в дом твой зашел и тебя увидел, в глаза твои зеленые посмотрел. А я ведь осуждал твоего мужа, Лена, за то, что он резню устроил из-за бабы, тогда в девяностые. А теперь понимаю, что и сам бы так сделал. Веришь?
— Нет, — ошарашенно ответила я и головой замотала, — Замолчи! Это все не так. Ты все придумал.
Я вырвала руки и медленно отошла от него подальше. Я видела, замечала его взгляды, но всерьез не воспринимала. И как мне реагировать на его слова теперь? Да еще в такой ситуации, когда мой собственный муж запер меня в клетке вместе с ним.
Вик стоял с минуту, не шелохнувшись и смотрел на меня, не мигая, потом сделал шаг, а я отпрянула, и сама же себя отругала. Дура, ничего ведь он тебе не сделает, если сама не захочешь!
— Я не придумал. Я говорю, как есть, но не бойся, девочка, это тебя ни к чему не обязывает. Ты ничего мне не должна, это я тебе должен.
— Нет, — я опять помотала головой, не в силах ничего сказать и честно не зная, как себя теперь вести — как мужчина он мне, конечно, нравился, но это ничего не значило, абсолютно ничего, а как человека, возможного друга, я его терять не хотела, — Ты не должен.
— Должен, еще как должен, — нежно улыбнулся мне он, — И не только за то, что вместо меня под пули встала. Должен, потому что ты за человека меня приняла, не отшатнулась, за зверя не посчитала, не командовала мной, как собакой, хотя и могла себе такое позволить. За то, что заставила поверить, что я не такой уж и урод, — улыбка медленно перерастала в усмешку, пока он говорил, а я ужаснулась, начиная понимать, что похоже я единственная кто к нему по- человечески отнесся.
— Вик, я….
— Друзья? — он протянул мне руку, вопросительно на меня глядя, и я ни секунды не сомневаясь, вложила в его руку свою. Он тут же воспользовался положением и притянул меня к себе.
— Вик, — настороженно проговорила я.
— Не бойся, не трону. Просто хочу сказать тебе спасибо за все. Знаешь, когда за тобой от больницы шел, злился. Думал, сейчас посмотрю, куда ты пошла, а потом все тебе выскажу. А когда тебя плачущую увидел — душа перевернулась.
— Не поверил Ксанке, значит, — вздохнула я.
— Я же не идиот.
— И ты вовсе не урод, — вставила я, — Никогда себя так больше не называй.
— Не надо меня успокаивать, я не девочка, — рассмеялся он.
— Тебе идет, когда ты улыбаешься, — не угомонилась я, — Лицо совсем мальчишеское становится и доброе.
Он опять рассмеялся и отпустил меня из объятий. А мне, в который раз стало неловко, не знала, куда себя деть.
— Лен, перестань, сказал же, мое признание тебя ни к чему не обязывает, — видимо мой новоиспеченный друг обладал отменной проницательностью. Я отвела от него глаза и снова наткнулась на портрет отца.
— Лена, — осторожно позвал меня Викинг, видя, что я стою, как вкопанная и даже дышать перестала, — Лена, не надо, не смотри.
Он быстро подошел ко мне и развернул к себе.
— Зачем душу себе рвешь? Думаешь, заслужила наказание?
— Да.
— Девочка моя, бедная, — произнес он с нежностью и покачал головой, — Расскажи мне.
Я не хотела, боялась, что после рассказа увижу осуждение и отвращение, но я не имела права молчать, теперь, когда начала считать его другом, когда сама же призналась в том, что натворила. Я рассказала все, про Лешку, про тот вечер, когда отец приехал к нам со своими архаровцами. Как стрелял в меня, как смеялся над моей болью, после признания, что это он отправил Лешку в Чечню и как убивал на моих глазах Антона.
Викинг мочал долго после моего рассказа, а я ждала вердикта. Почему-то, мне стало очень важно его мнение. Когда он поднял на меня свои глаза, я вздрогнула, в них была ярость. Я сжалась в комочек, поняла, что только что оттолкнула от его от себя. Может, оно и к лучшему? Может…
— И ты обвиняешь себя? — от его слов я еще раз вздрогнула, — Говоришь, что заслуживаешь наказания? Да, какой он тебе после этого отец!
— Вик, не надо…
— Скажи мне, Лена, — он успокоился и глубоко вздохнул, — У тебя был выбор? Ты могла бы убить своего мужа? Смогла бы жить с этим? Молчишь? Тогда я скажу — нет.
— А как мне жить с тем, что я сделала? — закричала я, — Как я, вообще, до сих пор живу — дышу, сплю, ем? Я не знаю…Мне надо было себя, наверное, следом пристрелить…
Вик молча подошел ко мне, взял меня на руки и сел в кресло.
— Иногда бывают моменты, когда спасая чью-то жизнь, ты несешь зло, — тихо проговорил он, — Но это твой выбор и никто не смеет тебя осуждать за это, не побывав в твоей шкуре. Даже ты сама не имеешь права осуждать. Здесь нельзя было выбрать. Выбрав одного — ты предаешь другого. Замкнутый круг, который я предлагаю считать просто невезением.
Я потрясенно молчала. Он не только не оттолкнул меня, он не просто успокоил, он сказал…правду. Пусть она тяжело мне дается, пусть так.
— Спасибо тебе, мне этого еще никто не говорил.
— А Синица? — тихо спросил он.
— Что мог Антон сказать? Я тогда спасла ему жизнь, если бы не выстрелила, он был бы мертв, — я горько рассмеялась, — Знаешь, он тогда, после всего, поклялся, что больше не вернется к этому. Мы уехали. И девять лет я была счастлива, потому что не вздрагивала по ночам от каждого шороха, со временем мне перестали сниться кошмары, мы просто жили. Но стоило нам вернуться в Россию, он забыл все — свои обещанья, нашу жизнь во Франции, будто не было тех лет. Связался с Митяем…