Она быстро зашла в дом, почему-то было жутко, муторно как-то на душе. Какой-то безотчетный страх, хотя она прекрасно понимала, что, несмотря ни на что, ей ничего не угрожает.
Он был на кухне, просто стоял, облокотившись об обеденный стол и напряженно молчал. Когда она вошла, он скользнул по ней взглядом и отвернулся. Ксанка так и осталась стоять, смотря на него и напряженно молчать.
— Вышли все вон! — заорал он и через полминуты охрана и все бойцы, что были в доме, удалились.
— Я вижу, из какого мира ты и я. Буквально физически ощущаю твою неприязнь и страх к моим парням. Но лгать тебе не хочу и не буду — бросить все, чем я жил всю свою осознанную жизнь, я не собираюсь. Мне нравится эта жизнь, которую я веду. И я схожу с ума по тебе, — на последних словах он повернулся к Оксане и посмотрел на нее именно тем взглядом, от которого у нее кровь плавилась в жилах, со страстью, желанием и какой-то непонятной ей тоской.
Она видела, что он предельно честен с ней сейчас. Но стоит ли ей быть настолько же откровенной? Не будет ли это ее основной ошибкой? С самого начала она хотела с его помощью выбраться из того дерьма, куда ее затащили крайние на тот момент обстоятельства. Чего же она хочет сейчас? То, что ее тянет к нему с непреодолимой силой — это факт, от которого бесполезно прятаться. Ксана тихо вздохнула, приняв, наконец, решение.
— Меня влечет к тебе, Дима. Но я не знаю и боюсь того, что будет дальше с моей жизнью. Я постоянно думаю о том, что ты… убийца, извини, по-другому не назовешь. Я боюсь постоянно, с тех пор как нелегкая меня занесла к Лазарю. Я знаю, что меня не отпустят живой с таким багажом знаний, в этом случае мне путь заказан — на кладбище.
— Я никогда не трону тебя, — подойдя к ней ближе, возразил он, глядя ей в глаза.
— Ты, может, и не тронешь, а вот Лазарь…. Да, у меня фантазии не хватит на то, что он сможет со мной сделать. Но жить, так как я живу в последние месяцы, я не хочу. Я дипломированный врач, я спасаю жизни…
— А я забираю, это ты хочешь сказать, — продолжил он за нее, не отрывая от нее взгляда, вытащил пачку сигарет из кармана брюк, достал сигарету и закурил, — Я не буду оправдываться, все так, просто подумай о том, что те люди, или нелюди…
Он замолк, нервно затянулся и резким движением руки провел по голове. Он не знал, что ей говорить, что объяснять. Может и правда, что она ему просто не подходит. С таким как он должна быть женщина не с такими моральными принципами, или вовсе без оных. Но он не мог ее отпустить, просто расстаться, хотя бы не попытавшись. Она въелась в его мозг, в его кровь, с тех пор как увидел ее у Лазаря. Он никогда не скажет ей, но он готов все бросить к ее ногам лишь бы не ушла. Слышала бы его мысли братва — жестокий бандит готов вилять хвостиком при виде нее и приносить тапочки в зубах, если она попросит. Но вместо всего этого он стоит сейчас как полный идиот и двух слов связать не может. И самое паршивое в этой ситуации, что даже объяснять что-то не имеет никакого смысла, уж себе-то он давным-давно разучился лгать: он — бандит и убийца, антигерой и это та правда, которую ничем не изменишь, ничем не смоешь, даже брось он сейчас все, прошлое его не скинуть со счетов.
— Дим… — окликнула его Оксанка и тот, вернувшись в реальность, только грустно улыбнулся.
— Нет таких слов, Ксана, чтобы объяснить тебе, почему я оказался в такой ситуации и почему я такой. Но я очень хочу, чтобы ты была со мной, несмотря ни на что. Если ты захочешь уйти, я, конечно, насильно держать тебя не буду, но и отказываться от тебя не собираюсь. Я не исчезну из твоей жизни только потому, что ты этого захочешь.
Оксана услышала то, что просила — правду, но почему-то эта правда ее разозлила. Что это за «не исчезну из твоей жизни»? Кто его будет спрашивать, черт возьми, если она не захочет его в свою жизнь пускать? Но потом одернула сама себя — а кто спросит ее? Уж не запамятовала ли она с кем связалась?
— Если ты о деньгах, которые дал на операцию матери, то я все верну. Не сразу, но верну, — зло бросила она ему, прекрасно понимая, что он про это даже не заикался. Просто захотелось сделать ему больно, чтобы было плохо, так же, как и ей. И она достигла успеха — желваки на скулах Митяя заиграли, глаза сверкнули льдом и он снова превратился в того незнакомого бандита, которого она встретила у Лазаря. Митяй еле сдержался, чтобы не прижать ее к стенке и не потребовать взять свои слова обратно.
— Я разве напомнил тебе про деньги? — с тихой яростью произнес он, и от его интонации голоса Ксанку вдруг затрясло. Страх, про который она забыла, вернулся к ней, она четко осознала, кто перед ней стоит, и чем это для нее может закончиться.
— Ну, милая, продолжай, что замолчала, обоснуй свои слова.
— Так разговаривать будешь со своими уродами, — тихо процедила она.
Этого Митяй уже не вынес и, больно схватив ее за плечи, прижал к стенке кухни.
— Так вот кто они — уроды. И я к этому списку отношусь? Нет? А что ж ты пошла к этим уродам, когда тебя приперло?
— Отпусти! — крикнула она, но он даже не шелохнулся.
— Ты не на панель пошла, слишком противно. А сунулась лечить тех самых уродов, про которых говорила. И, кстати, бабки-то приличные. Но для тебя, ведь, не это главное. Признайся, ведь хотелось иногда не просто отказаться лечить, а сделать так чтобы агония продлилась, и тот самый урод умер у тебя под скальпелем?
— Нет! — заорала она, чувствуя, что скатывается в истерику, настолько его слова ранили ее, — Нет, не хотела! А ты, ты, сволочь, которая не умеет принимать отказов!
— Здесь ты совершенно права, — усмехнулся он и отпустил ее, — Не строй из себя святую невинность, Оксана, ты оказалась в компании бандюг не от хорошей жизни, но силком тебя сюда никто не притаскивал. И если ты умная баба, то понимаешь, что вход сюда рубль, а выход…его просто нет.
— Это ты мне сейчас историю своей жизни поясняешь? — грубо бросила она.
— Я рассказываю тебе о твоей сегодняшней жизни.
Неожиданно для нее, Митяй ласково взял ее лицо в свои ладони, с теплом и каким-то сочувствием посмотрел ей в глаза.
— Я не буду тебе ничего больше говорить, если ты хотела, чтобы я помог тебе выбраться из всего этого, то не получится, — Оксанка похолодела от его проницательности, но продолжала молчать, — Максимум, что могу, так это договориться, что ты больше не будешь оперировать бандюг Лазаря. Но пойми, девочка, он все равно повернет ситуацию так, что тебе просто не останется никакого выхода. Да и, в конце концов, ничего в этом страшного нет, ты выполняешь свою работу, ту же что и в больнице, просто за более достойное вознаграждение.
Правда, все правда, ту которую не хотелось слышать, ту которую отгоняла все это долгое время, надеясь на какое-то непонятное чудо.
— Господи, как же я вас всех ненавижу! — протянула она вперемешку со всхлипом, эмоции уже били через край, и невозможно было остановиться. Она откинула руки Митяя со своего лица, и хотела было убежать, но он не дал этого сделать, снова прижав ее к стене весом своего тела. Она замолотила по его груди маленькими кулачками, требуя, чтобы он освободил ее, но Митяй терпел это, чуть ли не впервые в жизни осознавая, что ему больно не от того, что она сейчас молотит по нему, как по боксерской груше, а от того, что сейчас плохо ей. Если бы перед ним был бы другой человек, не она, даже если бы это была женщина, он не стал бы терпеть, а быстро пресек бы это. Но не с ней, с ней он просто не может и не хочет быть жестоким.
