— Я помню, — со скрежетом в зубах ответил Викинг.
— А мне кажется забывать начал. Но ты вспомни еще одну вещь, Слава, мы, конечно, друзьями не были, но я тебе однажды спас жизнь, следовательно, за тобой должок, я попросил тебя охранять ее. Но я не просил тебя спать с ней, — ледяной тон Антона не предвещал ничего хорошего.
— Я не спал с ней, — чуть ли не прорычал Вик, — И давай закроем эту тему. Я помню, что она твоя жена. И как ты верно напомнил мне только что, долг я свой отдам, жизнь за нее свою положу, если нужно будет. Но я тебе так скажу, Синица, я ничего не делаю специально, соблазнять напуганную женщину не в моих правилах, но если она сама, слышишь, сама захочет быть со мной, то не обессудь.
Бледное лицо Антона в мгновенье стало серого оттенка. Он тяжело дышал, он далеко не был уверен, что его Ленка «не захочет сама», в последние месяцы, особенно, как только они приехали сюда, он только и делал, что орал на нее, не ночевал дома и вел себя по-свински, а в последний ее приезд сюда в больницу, вообще, выгнал ее взашей, вероятно убедив, что она ему не нужна, он это, к сожалению, умел и сейчас после того, как какая-то тварь прикасалась к ней своими грязными руками, ей так нужна поддержка, но он не сможет ничем помочь.
— Я тебя понял, Вик, — твердым голосом произнес Антон, — Но и ты меня пойми и не огорчайся на мои последующие слова: мне не важно, захочет моя девочка тебя сама или нет, кто из вас первым переступит черту мне плевать, потому что свою жену я не трону, а вот ты…
Вик был зол, но понимал, что Синица прав, он на его месте поступил бы также.
— Я пойму, если ты переспишь с ней, — продолжил Антон, — Но с той поры тогда ходи и оглядывайся.
Викинг ничего не ответил и молча вышел из палаты, уже окончательно убедившись, если Лена выберет его когда-нибудь, то Синица просто не позволит им быть вместе, убьет его, а ее увезет куда-нибудь и спрячет от посторонних глаз. Садясь в машину, он невесело усмехнулся — ведь она права. Они сейчас оба говорили о ней как о вещи, заранее распланировали как она может поступить и что каждый в этом случае сделает. Но он не думал о ней как о вещи, для него она была даже не просто женщиной, а чем-то сверх понятия «женщина». Да, отчасти это произошло оттого, что она встала за него под пули, но только отчасти. Дело не в нем, она шла на крайние меры и ради своего мужа, она могла поступится всем, чем только могла ради человека, который ей был дорог. Многие назовут это глупостью, он же называл это мужеством. Он не встречал подобного давно, наоборот, за прожитые годы он видел много трусости и предательства и среди женщин, и среди мужчин, но самоотверженности почти никогда.
Вик прибавил скорость, она скоро проснется и он должен быть рядом с ней, поддержать, как сможет, успокоить, чего бы это ни стоило.
Антон скомкал простынь под рукой и со всей силой сжал. От бессилия ему хотелось кричать в голос. Почему не сказал ей, что она нужна ему? Почему не сказал, что любит и больше всего на свете боится потерять? Чертов характер! Ведь в самом начале отношений именно так он ее удержал, давая понять, что нужна, необходима, как воздух. Что сейчас помешало сделать это? Просто сказать, показать свой страх, а не оттолкнуть. Успокоился, идиот, за все эти годы, что она твоя, никуда не денется. Да, защищал ее от киллера, даже от Викинга хотелось спрятать, но как свое, как вещь. И что самое страшное, она это видела. А он не понимал, только сейчас лежа, не имея ничего, кроме возможности думать, понял, наконец-то, что привык, забывал хоть иногда говорить ей о любви. А ведь любил до сих пор безумно, даже это он понял, осознал только сейчас.
Поддавшись сиюминутному порыву, пошарил по больничной тумбочке рукой в поисках телефона — взял, набрал номер и долго слушал гудки, но дождался, она сняла трубку:
— Да, — просипел ее сонный голос.
— Родная, любимая…
— Антон? — в ее голосе звучало удивление, действительно, было чему удивляться — когда он последний раз так ее называл, он и сам не помнит.
— Послушай меня, девочка моя, в последнее время я наговорил тебе много лишнего, и не сказал самого главного — я люблю тебя, слышишь, люблю как прежде.
— Как прежде? Навряд ли. Ты прогнал меня, Антон, нет, даже вышвырнул как собаку за дверь, я уже не знаю тебя, ты не тот человек, которого я полюбила. Сейчас чтобы ответить на любовь мне нужно сначала разобраться в себе.
— И какая удобная ситуация подвернулась, правда? — уже зло бросил он ей, понимая, что перечеркивает все свои прежние слова, но не в силах остановится — боль, которую причинили ее слова, была словно огонь и нож одновременно, огонь лизал его тело подбираясь к самому горлу, в то время как нож все поворачивался и поворачивался в сердце, входя по самую рукоятку.
— Будь добр, объяснись, — устало сказала она.
— Объяснить? Объяснить тебе?! Нет, дорогая, это ты должна мне объяснить, в то время, пока я лежу здесь, как овощ, ты правильно выбираешь время свалить от меня. Хочешь угадаю к кому? Конечно же, зачем далеко ходить, когда тут такой прекрасный вариант под боком — верный пес и любовник в одном лице!
Он еще что-то кричал ей и не сразу понял, что она прервала его монолог, выключив трубку. Он со всей силой швырнул его в стенку, так, что телефон разлетелся в щепки. Вернулся к тому с чего и начал — вместо того, чтобы понять, попросить прощения и буквально умолять ее… Вместо того, чтобы успокоить, любить ее… Любить… Сможет ли он когда-нибудь любить ее так, как хотел? Ленка — молодая женщина в рассвете сил, он не дурак чтобы не понимать, что таким как сейчас он не сможет удовлетворить ее физиологические потребности. Господи, ото всего от этого голова кругом.
Викинг тихо закрыл дверь за собой, собираясь так же тихо пройти в спальню. И только подойдя к ней, понял, что ее там нет — дверь была открыта и на постели ее не было. Он метнулся в ванную и резко распахнул дверь.
Она рыдала, тихо, только плечи вздрагивали, закрывая ладонями свое милое личико. Он почти физически ощутил, что сердце кровью обливается. Да, за что ей это все? Он бы все отдал, чтобы ей не было больно, готов был вместо нее нести эту боль, если бы это было возможно. Вик молча, порывисто обнял ее, почему-то на память пришли моменты прошлого — никогда раньше он так остро не реагировал на чужую боль, плач женщин не то что бы не выносил, но и не придавал этому значения, а сейчас он готов душу продать, лишь бы поменяться с ней местами, только бы его девочка не страдала.
Викинг с каждой секундой теряя контроль, все крепче обнимал ее. Вот она в его руках, доверчиво прижимается к нему. Не стерпел, начал покрывать ее волосы поцелуями, убрав ее ладошки от лица, впился в ее губы, такие сладкие и манящие. Ее сопротивление оказалось, как ушат холодной воды.
Лена яростно вырывалась из его объятий и он, не ожидавший такого отпора, выпустил ее.
— Он прав? Он прав, да, Вик? — хриплым голосом произнесла она.
— Кто прав, солнышко? — спросил он, не понимая о ком она говорит.
