— Нет, я, конечно, видела, что между этими двумя что-то происходит, но…
Митяй снова сел к Оксанке на диван и бережно обнял ее, зарываясь носом в ее волосы.
— Знаешь, что самое паршивое во всем этом? — через минуту негромко спросил он ее и так как она молчала, продолжил, — Что эту нереальную новость именно мне придется говорить Антону.
— Ты что! — подорвалась с места Пашкова, — Нельзя ему пока ничего говорить! Он, вообще, от этой новости на ноги не встанет!
— А как, по-твоему, мне отвечать на его вопросы о ней? Он же не идиот. Ну, раз я отмолчусь, другой, а она к нему не приедет и не позвонит, судя по всему и трубку может не взять, если позвонит он.
— Говорить придется, — уверенно произнесла Ксанка через минуту раздумий, — Но дозировать информацию.
— Извини, но ты сейчас чушь сказала, — ответил ей Митяй.
— Да, почему чушь-то сразу? — возмутилась она, — Не надо на него все это обрушивать, как обухом по голове. Будешь молчать, если спросит? Молчи. Он потом сам все поймет. Но сам.
— Я тебе не баба, чтобы на прямой вопрос пацана юлить и недоговаривать, — огрызнулся он.
— Да, чтоб вас черти слопали! — в сердцах воскликнула Оксанка, — Забудь на минуту о своем бандитском кодексе и поступи по человеческим законам! Нельзя ему все так напрямую говорить! Он на стрессе может, вообще, больше не встать. Никогда, понимаешь? Это я тебе, как врач говорю, а не как баба.
Оксанка грозно смотрела ему прямо в глаза, скрестив руки на груди. Митяй тяжело вздохнул, подошел к ней и обнял.
— Считай, что я тебя услышал, я постараюсь не обрушивать на него новость о том, что его жена его предала.
Оксанка оттаяла и обняла его в ответ. Уму не постижимо! Как Ленка могла с ним так поступить? Да, ладно с ним! С бандитом тяжело жить в принципе, это она может понять. Но как она могла поступить так с детьми? С сыном, с дочерью? Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что Кирилл встанет на сторону отца. И возненавидит ее так же, как и Антон.
— Может, у нее помешательство какое-то? — вслух произнесла она и посмотрела на Митяя.
— Поясни, — не понял он.
— Мы же не знаем, что с ней произошло за эти два дня. Может, на фоне издевательств у нее рассудок помутился?
— Очень в этом сомневаюсь, — ответил Митяй, — Если она не свихнулась тогда, в девяностые… Она достаточно сильный человек, чтобы пережить любые издевательства.
«Но она все же человек, а не машина», — подумала Оксанка. А потом отмахнулась от всех мыслей. Не о том ей сейчас нужно беспокоиться. О себе надо думать, в первую очередь. У нее тоже ситуация патовая. Невозможно представить, как из нее выбираться. И хочет ли она, на самом деле, бросать того мужчину, который так бережно и нежно сжимает ее сейчас в своих объятьях?
Ян сидел за стойкой бара в клубе «Корона» и планомерно напивался. Вернее сказать, напиться очень хотелось, но почему-то от выпитого не пьянел, только напряженные мышцы немного расслабились. Разбавляют тут коньяк, что ли? Он прекрасно знал, что заявился на территорию Митяя, точнее сказать, в его же клуб, но ему, по сути, было на это наплевать. Кто ж виноват, если более-менее приличное место в городе принадлежит крупному криминальному авторитету. Сейчас он не на службе, сейчас он здесь для того, чтобы хоть немного расслабиться. Сегодня нашли труп его свидетеля, которого они берегли всем отделом, но так и не уберегли. И при первом же, даже беглом осмотре было понятно, что это очередной глухарь. Если раньше он надеялся, что вот, еще чуть-чуть и дело можно доводить до суда, арестовывать Панфилова и его особо приближенных людей, то сейчас стало понятно — при хорошем адвокате, без живого свидетеля по этому делу Митяй снова выйдет сухим из воды. Конечно, можно было подойти, с другой стороны. Синица в стране и потяни он за эту ниточку, то ситуация обязательно приведет его к Панфилову. Но опять же — при хорошем адвокате Митяй отделается легким испугом. Якобы не знал, не предполагал, что Ладников и есть Антон Синицин и так далее. Правда, Синицина он посадит. Но только в этом случае ему придется сажать и Ленку. Как соучастницу. Но вот этого он делать не хотел. Безумная тяга к ней прошла давно, а вот тепло человеческое осталось. Не желал он ей зла, да и детей ее сиротами оставлять не хотел. Ото всех этих мыслей хотелось убежать, потому что не видел он в данном раскладе решения.
По правую от него сторону раздался женский пронзительный визг, и Ян машинально обернулся.
— Ты что себе позволяешь, идиот! Я брату на тебя пожалуюсь!
Миловидная девушка, насколько можно было разглядеть в полутьме клуба, стояла к нему спиной, а к ней приставал какой-то детина, явно не совсем трезвый. Девушка пыталась вырвать руки из захвата, на что пьяный мужик только смеялся и что-то тихо ей говорил. Не его это дело, подумал Ян, продолжая наблюдать за разыгравшейся сценой. Девушка, неожиданно, пихнула ногой пьяного увальня, но и он не остался в долгу — разозлившись, ударил ее наотмашь, так что она отлетела на полметра. Этого Ян стерпеть уже не мог. И ведь ни одна сволочь не поспешила на помощь, — подумал он, поднимаясь со стула и почти что бегом долетая до здоровенного детины, который уже направлялся к девушке. Детина не успел ничего понять, как Ян вырубил его одним ударом. Расправившись с пьяной сволочью, Ян подошел к девушке и помог ей подняться.
— Спасибо, — пробормотала та, сквозь слезы.
Ян посмотрел на нее повнимательнее и застыл, как вкопанный.
— Не за что, гражданка Чекмарева. Валя, если я не ошибаюсь?
Слава определенно сходил с ума и прекрасно это осознавал. Сначала он утащил ее в свою берлогу, как медведь, наврал всем, понимая, что ему не дадут с ней находиться наедине, если поступит по-иному. А теперь он сходил с ума, потому что любимая женщина, все еще находясь в полубредовом состоянии, откинула одеяло. Сорочка, в которую он ее переодел с большим трудом, задралась, открывая длинные стройные ноги, бретелька предательски сползла с ее плеча, практически оголив полную грудь. И Слава пропал, стоило только посмотреть на нее. Вся его хваленая выдержка полетела в тартарары. И только ее болезнь удерживала его от того, чтобы накинуться на любимую и зацеловать каждый уголок ее тела. Мысли о том, что он делает что-то неправильное, что навредит ей и что она никогда ему не простит он загнал глубоко, в самый дальний уголок своей души. Но так или иначе, они вылезали из глубин сознания и мучали его.
Вик отвернулся от любимой женщины и скорым шагом ушел на кухню. Заварил себе чашку чая и принялся готовить жидкий куриный суп. Ей нужно поесть, как только она придет в себя. Лидия Сергеевна помимо лекарств колола ей витамины и глюкозу, но этого недостаточно. Лена просыпалась, но явно не осознавала, где она и что с ней. И это приводило Викинга в панический ужас, в такие минуты он клял себя на чем свет стоит и был готов прекратить свою игру, понимая, что может просто потерять ее в прямом смысле этого слова. Но все та же Лидия Сергеевна оттягивала его момент раскаяния, утверждая, что опасность миновала и что пациентка очнется со дня на день и пойдет на поправку.
