А когда проснулась, на меня навалилась дикая апатия, мне было абсолютно все равно.
Все-таки рано я выписалась с больницы, слабость разливалась по телу и я, повинуясь ей, проспала еще несколько часов кряду. В результате, когда я открыла глаза и ощутила, что полностью отдохнула, было утро. Не спеша встала, залезла в шкаф Влада и с радостью нашла там полотенце, решила принять душ. Душевая на даче Речникова находилась в другом конце коридора на втором этаже, куда я, вполне отдохнувшая, прошлепала в домашних тапочках, тех, что дала мне Оксанка, когда меня привезли в больницу. Настроила воду погорячее, хотелось смыть с себя запахи больницы и пот. Закрыв дверь, я медленно разделась и встала под горячие струи воды. Господи, как хорошо!
Душевая комната постепенно нагревалась и вот чего я не учла, так это то, что мне неожиданно станет плохо. Я выключила душ, еле успев смыть с себя гель, глубоко задышала. Пока выходила из кабинки, голова закружилась и я, пошатнувшись, ударилась об нее же. Глухо застонав от боли, попыталась не сползти на пол, с той стороны двери услышала встревоженный голос мужа:
— Лен, у тебя все в порядке?
Вот почему я даже не удивлена, что он караулит под дверью? Отвечать ему не посчитала нужным. Вытерлась полотенцем насухо и начала вытирать волосы, когда снова раздался его голос:
— Лена, ответь мне, пожалуйста…
— Уходи, Синицин, — ответила я. Видеть мне его действительно не хотелось. Все эмоции будто заморозились, сейчас мне было все равно, что он думает, что он чувствует, переживает за меня или нет. Но то ли я забыла за это время каким упрямым может быть мой муж, то ли наивно посчитала, что моих слов будет достаточно. Не достаточно, поняла я тогда, когда он принялся настойчиво стучать в дверь.
— Открой мне, слышишь! Я чувствую, что тебе плохо!
Усмехнулась и, завернувшись в полотенце, открыла дверь в душевую комнату. Не учла одного — что станет снова дурно, пока шла открывать, поэтому получилось так, что Синицин поймал меня почти что в полете к полу.
— Лен, ну, что ты творишь? — простонал он, придерживая меня одной рукой, а второй держась за косяк двери. Меня неожиданно пробрал смех, так комично выглядела вся эта ситуация — я слабая после болезни, пытаюсь удержаться за него, а он сам только еле встал на ноги и держится за что пришлось. Два инвалида.
Антон, глядя на то, как я смеюсь, несмело улыбнулся и окинул меня теплым взглядом, в котором сквозила нежность. Я резко перестала смеяться.
— Мне уже лучше, отпусти, — пробормотала я и отвела взгляд. Антон тяжело вздохнул и нехотя меня отпустил. Но не ушел, продолжая пристально на меня смотреть.
— Может, уйдешь? — предложила я, особо не рассчитывая на результат.
— Нет.
Ну, нет, так нет. Стесняться я точно не собираюсь, я его сюда не приглашала. Отвернувшись, прошла к банным халатам, что висели в комнате, сняла полотенце и еще раз решила вытереться насухо.
Антон как-то судорожно вздохнул, а я улыбнулась. Предлагала же уйти.
— Нам надо поговорить.
Я обернулась и окинула мужа взглядом. Стоял напряженный, глазами поедая мою фигуру и было видно, что ему вовсе не до разговоров.
— Нет, — коротко ответила я, тем временем накинув халат, на разгоряченное после душа тело.
— Так и будем общаться?
— Так и будем, — утвердительно кивнула я, — Правда, есть второй вариант, ты даешь мне развод, и мы расходимся, как в море корабли.
— Никакого развода не будет! — рявкнул он и развернувшись ушел, перед этим шарахнув дверью, так, что я вздрогнула.
После водных процедур неожиданно пришел аппетит. И я решила спуститься на кухню и приготовить, что-нибудь поесть. Продуктами Влад запасался всегда, а вот то, что мой дражайший муженек не удосужился что-то приготовить, я не сомневалась.
Мой энтузиазм слегка поубавился, как только я зашла на кухню и обнаружила там Антона. Он стоял возле открытой форточки и курил, в левой руке поблескивала серебряным набалдашником трость, с которой он теперь не расставался. Сможет ли он без нее когда-нибудь обходиться? Первым желанием, конечно, было развернуться и уйти к себе в комнату. Но я, упрямо подняв подбородок, прошла к холодильнику, с целью провести там основательную ревизию. Углубившись в его недрах, я не заметила движения и только почувствовала, как сильные и горячие руки Антона прижимают меня спиной к его мощному телу. Устало вздохнула и захлопнула холодильник.
— Может, все-таки оставишь меня в покое, Синицин?
— Не злись, родная, — прохрипел Антон, уткнувшись мне в шею, — Я не верю в твои слова. Не любишь? Это ложь. Если бы не любила, не дрожала бы в моих руках…
С легкой паникой, я почувствовала, как его рука забралась мне под халат, поднимая его и в следующую секунду, отодвинув мои трусики, принялась ласкать меня. Черт! Вырываться желания не было вовсе! Я судорожно вздохнула, Антон, тем временем, не медлил и вот уже вторая рука легко сжала мою грудь. Не сдержав стона, я инстинктивно прижалась к нему теснее.
Он резко развернул меня к себе, распахнул халат и взял в рот напрягшийся сосок. Волна резкого наслаждения пронзила меня и когда его вторая рука вернулась к моему лону, я закричала.
— Вот так, девочка моя, — хрипло пробормотал Антон, — Кричи, я хочу слышать…
И черт бы побрал моего муженька, потому что его слова, произнесенные хриплым от желания голосом, возбуждали сильнее ласк.
Он мучил меня долго, переходя от груди к не менее чувствительной шее, от шеи к животу, ни на секунду не оставляя меня. Настолько долго, что ноги подкосились и я была готова умолять его, чтобы прекратил мучить, чтобы, наконец, дал то, что так жаждало мое тело. Но, видимо, Антон и сам был на грани. Он стонал вместе со мной, глаза горели еле сдерживаемым желанием.
До кровати мы не дошли. Я взяла его за руку и привела к кухонному столу. Села и широко раздвинув ноги, притянула его к себе. И он не выдержал, вошел в меня резко, глубоко, восхитительно.
Я выгибалась всем телом и царапала ему спину, слыша его рык при этом, который все больше меня заводил. Его толчки становились быстрее, и я почти сорвала голос в крике.
— Родная моя, любимая…
Он достиг разрядки первым, но не оставил меня и довел до какого-то сумасшедшего оргазма. Все-таки я соскучилась по этому засранцу, — промелькнуло на задворках сознания.
Мы оба тяжело дышали, Антон продолжал сжимать меня в объятьях.
— Девочка моя… — с нежностью прошептал он и потянулся к моим губам. Но я резко отвернулась, не смотря в его глаза, произнесла:
— Это ничего не доказывает, Антон. Это желание, а не любовь.
Муж застыл, как памятник самому себе, а потом, взявшись пальцами за мой подбородок, почти что нежно повернул к себе, заставив посмотреть на него.
— Я виноват, родная, — произнес он, глядя в мои глаза с любовью, — Я эгоист и собственник. Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
