– Это просто: лекарства, восстанавливающие здоровье в считанные часы, используют уйму средств и возможностей самого организма, – пояснил Фармавир. – К вечеру Альтарес будет, как огурчик, но при этом израсходуется огромное количество энергии. Поэтому он и похудел, а вскоре похудеет еще больше. Но это мелочь – полгода приличного обжорства три раза в день – и организма вернет свое с избытком. Станет анорексик Альтарес круглым-круглым, и будет передвигаться по дворцу, катаясь, словно колобок. Слушай, Мелькор, ты не против, если я сяду вон в том кресле? А то так и стоим у входа. Не ровен час, кто-то войдет, да дверь распахнет во всю ширь – сшибет и не заметит.
– Проходи! – засуетился Мелькор. – Есть хочешь?
– Еще больше, чем пить.
– Понял, сейчас сделаю.
– Да я сам сделаю! – Фармавир вытянул руки в сторону стола и произнес заклинание. Четыре бутерброда с мясом появились на тарелке и плавно приземлились на стол. Следом появился бочонок с квасом. – Налегай.
– Я сыт.
– Как знаешь, – Фармавир с удовольствием приступил к поеданию еды, не забывая выспрашивать у Мелькора подробности сегодняшнего взрыва. Мелькор рассказывал, что знал, а знал он не особо много. Рассказал, что через час с небольшим состоится суд на Баррагином, и что будет дальше – одному богу известно, но пока еще неясно, какому именно богу.
– Баррагин – важный человек, его просто так не казнят, – сказал Фармавир. – Тем более что противогоргонские очки находятся у меня, а я их не отдам до тех пор, пока Баррагина не выпустят из тюрьмы.
– Его не выпустят, – мрачно сказал Мелькор. – Я слышал, Бумкаст с утра вызвал палача, у которого под пытками даже немые начинают говорить.
– С утра? – переспросил Фармавир. – Но утром Баррагин только-только создал очки, Бумкаст не мог об этом знать!
– Откуда ты знаешь, что мог и что не мог управдворцом? – Мелькор пожал плечами. – У него, как у того палача, стены имеют уши и докладывают от услышанном. – Подозреваю, что Бумкаст вел за вами тщательное наблюдение, и знал, что опыты подходят к завершению. Вы определи его и доделали свою работу, а он наверняка мечтал, чтобы последний шаг сделал Альтарес. И палач развязал бы Баррагину язык насчет последних действий с очками. Наверное, так. Я не знаю, что творилось на самом деле, могу только строить догадки. А сам понимаешь, какой бред временами лезет в голову, если в голове полно необузданных фантазий, а в реальности – необъяснимых происшествий.
– Блеск. Просто блеск! – сказал Фармавир.
В дверь постучались. Мелькор заметно побледнел и посмотрел на Фармавира.
– Ты готов выпрыгнуть в окно? – спросил он.
– Я похож на инвалида умом?
– Нет.
– Вот тебе и ответ на мой вопрос. Который шкаф у тебя пустует?
– Почти все, но у меня нет шкафа, в котором можно спрятаться человеку твоей комплекции.
– У меня нормальная комплекция.
– Зато у меня шкафы мелкие!
Стук повторился.
– Открывай, – разрешил Фармавир.
– Ты издеваешься? – воскликнул Мелькор. – Увидят тебя – нас вдвоем отправят в тюрьму!
– Не увидят, – уверенно сказал Фармавир, доставая из кармана полоску. – Открывай и не переживай! Только придумай, как объяснишь дым в кабинете, и с тебя хватит.
Мелькор направился к закрытой двери.
В кабинет вошел Бумкаст.
– Мелькор, – сказал он и осекся, глядя куда-то за спину вельможи. Тот похолодел. – У тебя что-то горит.
– Не может быть! – воскликнул Мелькор и резко обернулся. В воздухе запахло сгоревшим хлопком. – Похоже, на улице жгут… кого-то…
– Не кого-то, а что-то, – поправил Бумкаст. – Кого-то жгут в строго определенное время, не ошибешься.
Управдворцом внимательно посмотрел на руки вельможи, пытаясь увидеть в них следы от огнива. Перевел взгляд на подоконник и увидел на нем черную полоску сгоревшей ткани. Ветер сдул остатки, те упали вниз.
Управдворцом выглянул в окно и посмотрел сначала вниз, затем перевел взгляд вверх.
– Кто-то балуется… – сердито сказал он, и Мелькор посочувствовал тому, кого управдворцом сделает крайним. – Как малые дети, ей-богу! Отыщу шутника – он у меня сам с огоньком сгорит на площади!
Он развернулся и быстро вышел из кабинета, оставив Мелькора в полном недоумении относительно того, зачем заходил.
– Фармавир! – осторожно позвал Мелькор. – Фармавир, ты где?
Ответа не было.
– Ты, что, на самом деле в окно прыгнул? – сделал вывод Мелькор. – А говорил, что не инвалид…
Он устало выдохнул и без сил рухнул в кресло.
* * *
Перед зданием суда оказалось немало людей. Большая часть стояла в кандалах и ходила по двору в сопровождении личной охраны, готовой в любой момент дать охраняемому по шее или набить морду, если тот начнет буйствовать. Небольшая кучка горожан стояла за забором и ждала, когда ее впустят в зал заседаний, чтобы поучаствовать в роли массовки и посмотреть, как вершится правосудие. В основном толпились недовольные молодежью старики и старушки, сами разочаровавшиеся в жизни и пытающиеся утянуть за собой в бездну негатива остальных. Такие обожали смотреть на обвиняемых и всячески их третировать выкриками с места. Судья терпел их, потому что они вносили в заунывный процесс проведения судебных тяжб немало увлекательных ноток.
Баррагин посмотрел в сторону зрителей и почувствовал волну ненависти и негодования. Зрители заранее были готовы к тому, что обвиняемый заслужил самое суровое наказание, и должен чувствовать ненависть обычных людей с самого начала, а не только по решению суда.
– Какой у них колючий взгляд, – пробормотал он. Стражник скосил на него глаза, но ничего не сказал. Только дотронулся до рукоятки метательного ножа на поясе. – Кажется, я понял, откуда появились Горгоны – они потомки самых злобных и склочных людей.
– Хватит шептать! – не выдержал стражник. – Еще одно невнятное слово, и я врежу тебе по уху!
– Зачем?
– Вдруг ты колдуешь? – сказал стражник. – Я не желаю скопытиться в расцвете лет по твоей вине.
– У нас колдун – это Фармавир.
– Мертвые колдовать не умеют.
– Ваше счастье…
– Заходи по одному! – прокричал охранник у входа в зал заседаний.
– Пошли, – стражник подтолкнул Баррагина.
– Но мы пришли последними, – уперся Баррагин. – Очередь не пропустит.
– Смеешься, что ли? – стражник посмотрел на него, как на сумасшедшего. – Да любой из них будет рад уступить тебе свое место! Чем позже вынесут приговор, тем дольше они будут на что-то надеяться. Иди вперед, не сомневайся!
Баррагин глубоко вздохнул и направился ко входу. Стражник зашагал сбоку. Прочие обвиняемые смотрели на Баррагина со смесью страха и радости. Страха – потому что знали, почему он здесь очутился, а радости – потому что могут еще немного подышать перед смертью.
