Главный отрицательный герой, Эллсворт Тухи, превращал предположительно не политизированный роман в острую сатиру на левую литературную культуру Нью-Йорка 30-х гг. XX в. Однажды вечером Рэнд с Фрэнком неохотно присоединились к двум друзьям для похода на лекцию британского социолога Гарольда Ласки в Новой школе социальных исследований, где придерживались левых взглядов. Когда Ласки вышел на сцену, Рэнд пришла в восторг. Это же был Эллсворт Тухи собственной персоной! Она лихорадочно начала делать записи в своём блокноте, быстро набрасывая образ лица Ласки, примечая каждое его движение и характерные черты. На его лекции они с Фрэнком сходили впоследствии ещё дважды.
Записки Рэнд с лекции Ласки и появившийся в результате образ Тухи – всё это показывало отвращение Рэнд ко всему женскому. Её отталкивали женщины в аудитории Новой школы, которые казались ей бесполыми, немодными и неженственными. Они с Фрэнком обменивались шутками, насмехаясь над их неряшливыми фильдекосовыми чулками. Больше всего Рэнд возмущала «интеллектуальная вульгарность» слушателей, они казались ей слабоумными, не способными осознать зло социализма Ласки. Что можно было бы сделать с этим «ужасным, ужасным, ужасным» зрелищем помимо «запрета на высшее образование, в особенности для женщин?» – задавалась она вопросом в своих записях к лекции. Эта мизогиния отразилась на фигуре Тухи, который был показан бесцветно женоподобным, склонным сплетничать и коварным «по-женски или как неженка». С помощью Тухи Рэнд хотела показать лефтизм обречённым, слабым и неестественным, противопоставляя ему грубый маскулинный индивидуализм Рорка
[94].
С собой в Америку Рэнд везла 17 сценариев для фильмов.
До встречи с Ласки Тухи был абстрактным противопоставлением Рорку. Но образ учёного социалиста соответствовал концепции книги, даже несмотря на то, что он делал её более похожей на комментарий к актуальным событиям. Ласки не был единственным источником вдохновения, Рэнд позаимствовала некоторые черты американских критиков, таких как Хейвуд Браун, Льюис Мамфрод и Клифтон Фадиман, чтобы завершить образ Тухи. Открыто связав Тухи с левой литературной культурой, Рэнд поняла, что у книги появилось двойное значение, и начала делать всё, чтобы, когда она наконец выйдет, её смогли воспринять равноценно как политическое событие, так и литературное достижение.
Эти усердные исследования также позволили Рэнд преодолеть ограничения, свойственные её первым опытам создания художественных произведений. Персонажи всегда были главной загвоздкой для Рэнд. В «Ночи 16 января» они были мощными, как символы, но неубедительными, как люди. В «Мы, живые» ей удалось этого не допустить, потому что большинство персонажей Рэнд списала со своих знакомых из России. Теперь она повторяла этот метод, свободно вдохновляясь как биографиями известных людей, так и собственными наблюдениями.
Главным исключением была Доминик. Для проработки её психологии поведения страдающей и недовольной наследницы Рэнд взывала к своим самым мрачным настроениям. Она окунулась с головой в разочарование и отвращение ранних лет, ощущение того, что мир создан для посредственности, а не исключительности, а затем представила, «что жизнь такая и есть»
[95]. По сюжету романа Говард будет учить Доминик избавляться от токсичных ощущений так же, как Рэнд сама училась смотреть на свой профессиональный успех и свободу заниматься литературой с большим оптимизмом.
Рефлексию она объединила с новым анализом личности Фрэнка, своего любимого мужа, но заставлявшего за него беспокоиться. Когда они познакомились, Фрэнк был полон надежд и планов на карьеру в Голливуде. Но у него было несколько промахов, среди которых пробы у Д. У. Гриффита на роль, которую в итоге отдали Нилу Хэмилтону (и позже он станет известен как комиссар Гордон в ТВ-шоу на основе комиксов о Бэтмене). В то время как успех Рэнд набирал обороты, дела у Фрэнка становились всё хуже. В Нью-Йорке, когда дохода Рэнд стало хватать на жизнь им обоим, он ничем не занимался. Он взялся оплачивать счета, но едва ли пытался найти себя в каком-то новом деле. Такой поворот событий Рэнд объяснить не могла, поскольку карьеру она ценила больше всего остального.
Теперь, работая над образом Доминик, Рэнд нашла необходимое объяснение пассивности Фрэнка. Доминик, как и Фрэнк, со злостью отворачивается от мира, «не из худших побуждений или трусости, а из почти невыносимого чувства идеализма, которое не может правильно функционировать в условиях нашей действительности»
[96]. Доминик любит Говарда, но пытается его уничтожить, полагая, что в этом несовершенном мире он обречён. Сбивающая с толку, противоречивая Доминик является одним из наименее убедительных персонажей Рэнд. Однако важно то, как этот персонаж повлиял на брак Рэнд. Образ Доминик во Фрэнке помог ей обойти молчанием его профессиональные неудачи и представил это поражение так, чтобы она смогла его понять. Черты Фрэнка тоже нашли отражение в её героях. Кошачья грациозность и манеры Рорка показались друзьям пары в точности скопированными с Фрэнка.
Фрэнк стал для Рэнд ещё важнее, когда её связь с семьёй, оставшейся в России, прервалась. В 1936 г., вытащив так долго томившуюся в долгом ящике мечту на свет, она начала мучительный сбор документов, необходимых для переезда родителей в Соединённые Штаты. Она запросила у правительства иммиграционную визу, получив от Universal письмо, в котором подтверждалась её должность сценаристки. Вместе с Фрэнком они сделали нотариально заверенный депозит, свидетельствовавший о её финансовой независимости. Она даже внесла предоплату за перелёт Анны и Зиновия компании United States Lines. Но всё это было зря. В конце 1936 г. Розенбаумам отказали в получении визы, а апелляция ничего не дала. В завершение Рэнд получила от них короткую телеграмму в мае 1937 г.: «Не можем получить разрешение»
[97].
Это было одно из их последних сообщений. Рэнд вскоре перестала отвечать на письма, считая, что русские, получавшие письма из Америки, были в смертельной опасности. Такая доброжелательность была жестокой, и у Розенбаумов не было объяснений этому внезапному молчанию. Они просили её ответить. Но затем произошло нечто пугающее: ей перестали приходить письма
[98]. Рэнд бесповоротно потеряла связь со своей семьёй.
