Я ладонью прикрыл глаза от восходящего солнца и вдохнул холодный ветер с фьорда. Денек выдался погожим — хороший знак. В нескольких десятках метров передо мной на берег накатывали темные, слегка отливающие синевой волны. За спиной — Длинный дом. Сердце Фолькьерка. Центр. Лучшее место для того, чтобы создать Круг. И, пожалуй, самое правильное. Когда начнется битва, мы можем сдать берег, уступить Орму на горных тропах и даже позволить ему пройти за ворота. Но если нас отбросят сюда, дальше отступать будет уже некуда. И мы победим — или все ляжем здесь, прямо на пороге Длинного дома. И пусть настроенные мной еще по дороге от Хильды бонусы во всем Круге действовали одинаково, я уже усел убедиться — не все в «Гардарике» измеряется циферками.
Я выдохнул, закрыл глаза и мысленно потянулся во все стороны, цепляя струящиеся через Фолькьерк нити энергии. «Истинное зрение» включилось само, послушно подсвечивая скрытые за стенами алые силуэты людей. Но в серой дымке мира духов подсвечивали и сами дома, за долгие десятки, а то и сотни лет впитавшие отпечатки ауры тех, кто жил здесь раньше. Ярче всех, конечно же, сиял Длинный дом — даже затылком я чувствовал исходящее от него тепло. Мягкое, острожное. Свое.
— Крепкое слово пою — с ним ни меч не коснется гостя, ни стрела, ни болезнь, ни враг, что не глазу не видим.… - тихо прошептал я. — Помоги…
Защитный купол появился вокруг меня. Поначалу крохотный, но с каждой секундой его радиус увеличивался ровно на пять метров. Подозреваю, что «Истинное зрение» тоже брало свое, беспощадно подъедая и без того стремительно сохнущую шкалу духа, но без него ничего бы не получилось. Мне зачем-то непременно нужно было видеть, как прозрачно-желтая граница купола рывками переползает все дальше и дальше, накрывая песок и скалы, редкую пожухлую растительность, кое-где поблескивающую еще не успевшей растаять утренней изморозью, и убогие низенькие домишки. Как подбирается к берегу… Ну же, еще немного!
В ушах хлопнуло так, что я на мгновение оглох. От налетевшего с фьорда ветра глаза тут же заслезились, но за мгновение до того, как севшая в ноль синяя полоска вышвырнула меня обратно в человеческий мир, я успел увидеть, как защитный купол пошел трещинами и лопнул, осыпаясь тающими в сером мареве бестелесными осколками. Неудача — да еще и со звуковым эффектом.
— Йотуновы кости, — проворчал я, потирая пострадавшие уши.
— Тебе больно? Что… что произошло?
Да блин, они что — сговорились так подкрадываться? Впрочем, после такого хлопка я прозевал бы и приближение даже всего гремящего железом хирда Орма Ульфриксона в полном составе.
Сестра Катарина чуть опустила капюшон, защищая глаза от яркого солнца. Уж не знаю, что она успела подумать, увидев меня привалившимся спиной к двери Длинного дома и совершенно ошалевшим от сбившегося заклинания Круга. Одно радовало — оглушительный спецэффект, похоже, достался только мне. Монахиня ничего не слышала.
— Ты пытался сотворить колдовство, тэн? — спросила она. — Я слышала, как ты шептал что-то, а потом…
— Я говорил со своими богами, — огрызнулся я. — А они не любят чужих ушей.
— Я помешала тебе?
Вопрос подразумевал некоторое раскаяние — но в голосе монахини его не было ни капли. Из-под капюшона блеснула белозубая улыбка. Не издевательская — скорее наполненная чем-то вроде искреннего сопереживания. И это раздражало… и обезоруживало. Хотелось рявкнуть что-нибудь грозное или хотя бы топнуть ногой, но что-то меня удерживало. То ли само осознание нелепости подобной выходки, достойной младшего школьного возраста, но никак не положения тэна, то ли отсутствие повода…
То ли то, что монахиня меня ничуть не боялась. От нее исходило что угодно — любопытство, желание помочь, сопереживание, озабоченность — но точно не страх.
— Нет, не помешала, — проворчал я. — Я пробовал говорить с духами-покровителями этого места…
— И они тебя не услышали? — догадалась монахиня. — Не хватило сил?
Откуда ж ты такая умная взялась, в горы тебя к троллям?.. Впрочем, высушенная подчистую синяя шкала наверняка отразилась на мне и внешне. Или монахиня умела видеть мои показатели каким-нибудь очередным «Зрением». Или и сама не раз ощущала не себе дефицит очков духа. Или еще штук двадцать-тридцать примерно равновероятных «или».
— Я пытался окружить свой дом особой защитой, но это сложная магия, — признался я. — Для таких дел нужен жрец или друид… или ведьма.
— Или служитель Двуединого. — Монахиня протянула руку и крепко обхватила мою ладонь. — Я могу помочь, тэн.
Ничего себе! Я и так не жаловался на скорость регенерации духа, но треть моей колоссальной по обычным меркам шкалы за три-четыре секунды — это мощно. Я ощутил только легкое покалывание там, где наши руки соприкасались, словно от монахини исходили крохотные импульсы. Она разом вкачала мне пятьдесят-шестьдесят очков!
— Слуг Двуединого учат колдовству? — удивился я. — Я думал, в Империи такое не почете.
— Это не колдовство. Я умею делиться жизненной силой с другими. — Монахиня пожала плечами. — Это первое, чему учат тех, кто хочет исцелять. Если ты не задумал дурного — мой дар поможет тебе. Хочешь попробовать?
Почему бы и нет? Едва ли я что-то теряю. Если монахиня умеет быстро восстанавливать дух — как раз это мне и нужно.
— Прошу тебя, сестра Катарина. — Я протянул ей руку. — Одному мне не справиться.
Она кивнула и снова обхватила мою ладонь хрупкими теплыми пальчиками. Я несколько раз глубоко вдохнул, настраиваясь на нужный лад и заодно дожидаясь, пока синяя полоска отрегенится до конца. На этот раз дело пошло куда бодрее. Круг как будто даже рос чуточку быстрее, и не рывками, а плавно поглощая положенные ему метры скал и подмерзшей за ночь земли Фолькьерка. До первых домишек я без труда прошел на собственных запасах, а потом расход духа замедлился и практически застыл — монахиня начала меня подкачивать. Через секунд пять Круг снова начал высаживать меня, но я уже раздул его до берега и загонял дальше, в набегающие волны. А когда прозрачная граница протянулась во фьорд, на всякий случай продержал еще чуть-чуть и только тогда выключил «Истинное зрение», напоследок полюбовавшись уверенно-ярко сверкнувшим защитным куполом.
И едва успел подхватить обмякшую монахиню. Она безвольной куклой повисла у меня на руках — маленькая и совсем легкая, словно вместе с силами улетели еще и десятка два килограмм веса. С ее головы свалился капюшон, и я, наконец, увидел лицо.
Сестра Катарина оказалась даже не моей ровесницей, а совсем девчонкой — лет двадцать… Ну, двадцать пять, не больше. Темноволосая и темноглазая — точно иберийка. Она чем-то неуловимо напоминала своих соплеменников Сакса и Мигеля, но если их кожа даже поздней осенью оставалась чуть смугловатой, отливая бронзой, у Катарины она выглядела молочно-белой… или просто бледной — от лица отхлынула вся кровь.
— Твое колдовство очень сильное, тэн… — прошептала она. — Я не думала, что понадобится так много.
