– Что-то вроде того. – Я пожал плечами. – Не самый успешный.
– Это неважно. Слушай внимательно – едва ли я смогу когда-нибудь повторить все, что расскажу сейчас. – Романов опустил костлявые руки на столик. – Идея «Гардарики» пришла мне еще в две тысячи седьмом…
Глава 26
Примерно через пятнадцать минут и без того нагретые до предела мозги окончательно расплавились и, кажется, начали вытекать из ушей. Если Романов не лепил горбатого, откровенно издеваясь над далеким от информационных технологий ламером, ему удалось сделать нечто беспрецедентное.
Нет, даже не так – невозможное. Ведь вместо того, чтобы создавать мир «Гардарики», он с нуля прописывал лишь алгоритмы, по которым этот мир должен был развиваться. С самого первого вздоха новой Вселенной, с искр Муспельхейма, сотворивших из растаявшего льда великана Имира, с рождения первых богов – и далее едва касался, позволяя «Гардарике» самой становиться тем, что я видел. Сотни лет просчитывались за минуты, а тысячи – за часы. В нужное время вносились изменения – крохотные, почти незначительные – и система снова создавала историю мира с новой отправной точки. Целые империи и народы отправлялись в «Корзину» на рабочем столе Романова, боги стирались из бытия – и вновь появлялись, но уже другими. Раз за разом.
– Такого не может быть. – Я обхватил раскалывающуюся голову обеими руками. – Я не программист – но это же чистая логика! Просчитать целый мир, каждого человека, его предков и потомков, каждую веточку… каждый камушек! Я даже представить себе не могу, какая нужна мощность, чтобы обработать столько данных!
– Не такая уж и большая, – усмехнулся Романов. – Ты же писатель Антон. Неужели тебе не приходилось создавать миры?
– Приходилось, – буркнул я. – Хоть и не такие, как ваш, Алекс.
– И чем ты при этом пользовался?
– Вот этим. – Я постучал указательным пальцем себе по лбу. – Но…
– Думаешь, есть какая-то особая разница? – Романов аккуратно пристроил чашку с кофе обратно на поднос. – Поверь мне, Антон, современный процессор немногим хуже твоей, вне всякого сомнения, талантливой головы. А у меня таких процессоров были сотни. Все еще удивляешься? Не веришь?
– Верю. Хотя бы потому, что обманывать меня нет никакого смыла. И потому, что я даже теоретически не могу придумать объяснения лучше, – выдохнул я. – Но в таком случае вы – Бог, Алекс.
– Предпочитаю слово «демиург». – Романов явно был польщен. – Не так претенциозно. И более верно.
– Демиург, – повторил я. – Вы создали целый мир в машине… Но что случилось потом? И что теперь?
– И теперь я хочу его защитить, Антон. – Романов сжал костлявую руку в кулак. – Не дать превратить в пастбище для геймеров и стричь купоны, как это собираются сделать те, кто рулит корпорацией сейчас.
– Так, стоп. – Я выставил вперед ладони. – Это все, конечно, здорово, но мы говорим об игре. А игра, Алекс, это как раз то, что делается для геймеров.
– Это больше не игра, Антон. – Романов опустил голову. – Теперь – нет. Может, я слишком поздно задумался о том, что отвечаю за этот мир – но все-таки задумался. Будешь обвинять меня в этом?
– Нет, – буркнул я. – Кто я такой, чтобы вас обвинять?
– Но ты можешь понять. Или хотя бы попытаться. – Романов вдруг посмотрел мне прямо в глаза. – Тебе бы понравилось, если бы кто-то убил твоего друга Хроки за уникальный меч, хорошие доспехи и тысячу опыта?
– Думаю, нет, – подала голос Катя. – Ты поможешь нам, Антон?
– Кому – вам? – Я сложил руки на груди. – И что вы можете сделать? Игра вышла. Прошла альфа и бета-тест. Хорошо это, или плохо – джинн уже вылетел из бутылки. И загнать его обратно не получится. Это деньги – а кто в своем уме откажется от денег?
– Бестолковые принципиальные идеалисты. Те, кого нормальные люди назвали бы идиотами и неудачниками – и, разумеется, были бы полностью правы, – усмехнулся Романов. – Золотая девочка, которая вместо клубов Ибицы выбрала капельницы и утки. Упрямый дед, которому жить осталось от силы полгода. И один безработный писатель, который уже черт знает сколько времени не писал ни строчки. Если захочет, конечно.
– А если нет? – проворчал я. – Алекс, легко быть идеалистом, когда ездишь на «Мерседесе». Или когда владеешь пакетом акций «R-Corp»… даже если владеешь условно. А я, как вы с Катей могли бы заметить, сферический в вакууме нищеброд.
– Сферические в вакууме нищеброды не суют свой нос туда, куда сунул ты, Антон. – Романов покачал головой. – Я хоть сейчас могу заплатить тебе не меньше, чем дядя твоей бывшей жены. Но разве это что-то меняет? Давай посмотрим правде в глаза: если бы ты по-настоящему хотел денег, тебя бы здесь не было.
– Возможно.
В словесной дуэли Романов уделывал меня подчистую. Может, я и сам еще до конца не понимал, что привело меня в шикарный загородный дом где-то за Павловском… но совершенно точно не деньги.
– Алекс, он нам не нужен. – Катя чуть отодвинулась от меня, словно я вдруг стал ей еще более неприятен, чем был до этого. – Вы ведь можете заплатить этому…
– Катенька, если бы все было так просто, – вздохнул Романов. – Я склонен думать, что твой друг здесь не случайно.
– Он мне не друг!
– Что твой не друг здесь не случайно. – Романов послушно исправился. – У него есть кое-что, чего нет у тебя.
– «Светоч»? – нетерпеливо встрял я. – Вы ведь для этого хотели меня видеть? Вам нужен «Светоч»?
– Антон, ты все слишком упрощаешь. – Романов поморщился. – Но можно сказать и так. Нам нужен «Светоч».
– Отлично. – Я оттолкнулся лопатками от спинки дивана и подался вперед. – И что он из себя представляет? Это что-то вроде волшебной палочки? Ключ от всей «Гардарики»?
– Это меч.
– Прекратите паясничать, Алекс. – Я уже не пытался скрывать раздражение. – Что такое «Светоч»?
– Абсолютная власть, – спокойно ответил Романов. – Альфа и омега, начало и конец всего. Какие еще тебе нужны объяснения?
Так! Минуточку… Где-то я эти мудреные словеса уже слышал.
– Гримнир, – наугад бросил я. – Гримнир – это вы, Алекс?
– Только сейчас догадался? – Романов в очередной раз скрипуче рассмеялся. – Я думал, ты знаешь скандинавские мифы. Имя Гримнир означает «скрывающий лицо». Им пользовался сам Всеотец Один, когда ему нужно было ходить среди смертных.
– Вы – Один?
– Нет, я не Один. – вздохнул Романов. – Это вполне решило бы некоторые вопросы, но, увы, я всего лишь Гримнир. Но это не имеет к нашему делу почти никакого отношения.
Не Один, зато Гримнир. То ли дед держал меня за идиота, то ли… Впрочем, какая, к йотуновой матери, разница?
– Окей, – сдался я. – Тогда объясните мне, в чем дело.
