— Сон мне привиделся, Богдан, — проговорил Всеволод. — Да чудной, я скажу, сон. Будто лежу я вот прямо здесь, на кровати, и слышу — будто шепчет кто-то из угла. Глядь туда — а там Ратша покойный стоит!
— Чур меня! — Отрок отпрянул обратно к печи, едва не выронив лучину. — Сам Ратша, князь наш, каменецкий?
— Лица-то я не заприметил… — признался Всеволод. — Токмо бороду седую видел. И статью гость ночной — как есть старый Ратша! Да кто ж то еще мог быть? Стоял вот как раз в углу, да кулаком грозил и шептал что-то… Гневался! Так ведь есть… есть, за что серчать покойному.
— За что, боярин?
— Что Саврону ныне кланяемся, что Ратшу сгубил, — вздохнул Всеволод, — да под свеями погаными ходим. Убоялись, значится… и спрос за то немалый на том свете выйдет.
— Как бы не на этом. — Богдан поежился и огляделся по сторонам. — Слыхал, боярин, что в Каменце творится?
— Да как не слыхать? — буркнул Всеволод. — Селивера, воеводу княжьего, к стене детинца прибили… пятеро гридей свейских как в воду канули — даже следов не сыскали…
— Песиглавец… — напомнил Богдан.
— Болтают девки всякое! — Всеволод покачал головой. — Совсем ума нету… да только ведь видели кого, поди, дыма без огня не бывает! Может, и не Песиглавец то, а сам Перун Трисветлый в Каменец пожаловал правду защитить… Да только накажет что свея, а что скловена — без разбору. Перед ним все равно виноваты.
— Может, и так. — Богдан заговорил еще тише. — Сегодня поутру юродивый в высоком конце объявился. На весь Каменец вещал — дескать, конец городу придет, ежели князя поганого не выгоним. Лютой смертью Саврону да всем свеям пришлым грозил.
— И верно — юродивый! — Всеволод хлопнул себя по коленям. — Совсем страху не ведает… Саврон, поди, с него шкуру снять велел?
— Небось, велел. Да ты ведь люд каменецкий знаешь, боярин, — отозвался Богдан. — Юродивого обидеть — последнее дело. Не тронули. Гриди свейские набежали смутьяна ловить — а его и след простыл! Нигде не сыскали. Будто сквозь землю провалился!
— Чур меня… — Всеволод с кряхтением поднялся и потянулся за рубахой. — Чует мое сердце — не к добру это все, ой, не к добру…
— Боярин! — раздался крик из-за дверей. — Боярин, не вели…
— Подь сюда! — громыхнул Всеволод.
На все хоромы боярские громыхнул — и тут же снова закашлял. Да что ж за напасть-то?..
За дверью затопали, и ввалился один из молодых гридей. На пару годков всего старше Богдана — но уже вышедший из отроков. Непростое видать, дело, раз так поспешает…
— Человек к тебе пришел, боярин. — Гридень поклонился едва ли не в пол. — Говорить с тобой желает. От князя Мстислава…
— Тихо ты! — Всеволод замахал руками. — Не ровен час — услышит кто… Говоришь — от Мстислава Радимича? Князя вышеградского?
— От него самого… — Гридешь растерянно заозирался. — Так что же, боярин?.. Гнать прикажешь?..
— Сюда зови, — буркнул Всеволод. — Да только потише… И двери все затвори! Скажи — я никого пускать не велел, хоть и сам Саврон пожалует!
Человек от князя Мстислава! И чего бы тому не Саврону гонца отправить, а ему, Всеволоду Карачуну?.. Может, и первый он среди бояр каменецких, а все одно — не князь. Неужто…
— Здрав будь, Всеволод Никитич.
Гонец от князя Мстислава появился неслышно и почти незаметно, хоть и роста был немалого. Разве что чуть пониже Саврона и его свеев, а вот из дружины самого Всеволода такой стати гридей бы сыскалось, пожалуй, что и немного. Первым делом боярин заприметил нехитрый наряд гостя — то ли рясу, то ли длинную рубаху с плащом поверх. Все пыльное да грязное, будто издалека шел. Бедняцкий наряд… уж не холопа ли князь отправил?
Нет, не может такого быть. Всеволод не зря почитался первым из каменецких бояр, хоть в его бороде седина еще только начала появляться. В людях он разбирался, как положено — и сразу смекнул: ни холопом, ни служивым человеком из вольных княжий гонец уж точно не был.
Воин, да не из простых гридей — вон, как держится. На него, боярина, как на равного смотрит. И глазищи-то… Будто насквозь видит. Непростой мужик — толковый да знающий, даром, что молодой еще. Неспроста его князь среди прочих выбрал. Значит, и дело у него непростое да важное — лишних ушей не терпит.
— Ступай! — Всеволод взмахом руки прогнал Богдана и повернулся обратно к княжьему гонцу. — Как тебя звать-величать? И зачем пожаловал?
— Мое имя Антор. — Гонец поклонился. — Князь Мстислав привет тебе шлет, Всеволод Никитич.
— Ты говори, чего надобно, — ухмыльнулся Всеволод. — Вижу — непростой ты человек, Антор, тебя за просто так и сам Мстислав бы гонять не удумал. Чего желает князь Вышеградский?
— Скажу, боярин. — Антор улыбнулся. — Да только поведай сначала — все ли тихо-спокойно в Каменце?
— Чего спрашиваешь? — Всеволод нахмурился. — Будто бы сам не ведаешь, что творится… Говори, с чем князь прислал — или прочь ступай!
— Не серчай, Всеволод Никитич. — Антор склонил голову. — Все скажу, да вперед убедиться надобно, что ты Саврону меня не продашь. Сам знаешь — не сносить тогда мне головы.
— Не продам. — Всеволод сложил руки на груди. — Мстислава Радимича я завсегда как брата почитал, а с Савроном дружбы доброй у бояр каменецких и раньше не было, а теперь и худой нету. Беду он на нас накликал — да такую, что не видывал Каменец!
— То князю Мстиславу ведомо. — Антор шагнул вперед. — Нет промеж городами нашими дружбы боле, да только народ везде один, скловенский. Тошно князю да дружине в Вышеграде смотреть, как вы перед свями погаными спину гнете… Помочь желаем!
Неужто… или врет, проклятый? Всеволод что есть мочи вглядывался в глаза Антора, пытаясь увидеть хоть что-то — но тот стоял, будто каменный. И ничем ведь не проймешь и не узнаешь — может, и взаправду от Мстислава пришел, а может, то Саврошка-гад…
— Не веришь? — усмехнулся Антор. — Так сам погляди. Смекнешь, откуда взял?
На его ладони появился золотой перстень. Да не простой, приметный… Уж не тот ли, что Селивер, воевода княжий, носил? Выходит, это Антор ему голову срубил, да к детинцу приколол?!
— Смекаю, — осторожно отозвался Всеволод. — И как же помочь Каменцу князь думает?
— Вестимо — как. — Антор пожал плечами. — Саврошку-гада прибить, да свеев поганых выгнать.
— То любо бы, — вздохнул Всеволод. — Да разве выгонишь — их сила, не наша! Вот ежели бы дружина Вышеградская подсобила…
— Подсобит, боярин. Непременно подсобит. Да только и люду Вышеградскому постараться придется — Антор склонился над Всеволодом и зашептал. — Перво-наперво — выбери отроков посмышленее да попроворнее, да отправь в конец свейский затемно…
Много говорил Антор, и чем больше говорил, тем больше Всеволоду становилось радостно. Неужто и правда выйдет Саврошку прогнать, да со свеями за Ратшу поквитаться?!
