— Скажи, княже, — Я повернулся к Мстиславу, — Булгары завсегда конными бьются?
— Вестимо, ярл, — кивнул тот. — Так разве надобно им пешими? Все верхом, да с луками — засыплют стрелами издали, да ускачут — не угонишься. Даром, что лошадки у них низенькие да косматые — а такие, что не всякий жеребец поспеет. А нашим коням не сколько прыти, сколько силы надобно. Гридень или боярин в доброй броне в бой идет, с ним завсегда и копье, и меч или булава, и щит, а у иных и лук со стрелами. Мало ли тащить приходится?
— Верно говоришь, Мстислав Радимич. — Ратибор печально вздохнул. — В поле булгарина разве поймаешь? Велико их войско, и столько стрел пускают, что неба не видно. А как повыбьют гридей — так и кешиктены ударят, да и совсем сметут, ежели не устоишь.
— Кешиктены? — Я навострил уши. — Кто такие?
— А это, боярин, у булгар вроде дружины княжьей, — пояснил Ратибор. — Тоже воины конные, да покрепче других будут. На каждом шишак да панцирь латный, и не хуже тех, что в Вышеграде делают. На солнце так блестит, что глазам больно. И страшные до чего — заместо морды личины железные — только глаза видать!
— Видел я таких! — Топтыга сложил на груди могучие ручищи. — Страхолюдны, спору нет. Да только под личиной той — самая обычная рожа булгарская, черноглазая да поганая. Случалось мне их побивать… да непростое то дело. Кешиктены с самим ханом булгарским али с темником ходят, оттого и стоят до последнего. У всех щиты круглые, да сабли — иная и кольчугу рубит, и меч булатный. Добыл бы я себе такую сабельку…
— Попробуй, добудь! — Ратибор покачал головой. — Как бы они тебя вперед не добыли… Верно говоришь — непростые то люди, ежели самого хана в бою берегут. И сильны, и ратному делу обучены не хуже гридей княжьих, а у иных даже на лошадях броня — стрелой не пробить!
Да уж, вот еще сюрприз… Кешиктены. Выходит, у местных кочевников имеется не только легкая, но и весьма серьезная тяжелая конница. Основная ударная сила, способная на равных сражаться с дружинниками даже в ближнем бою.
— Скажи… — Я повернулся к Топтыге. — А много ли ты этих самых кешиктенов в Круглице видел?
— Смотря как считать, боярин… — Одноглазый здоровяк почесал затылок. — Супротив нас ой как много выходило. А всего в булгарском воинстве, может, и не особливо. Из пяти конных вот разве что один в доброй броне — а остальные так, кто во что горазд. Луки у всех, а заместо сабель — топоры да копья. Не большой силы они — числом берут, не умением.
Значит, каждый пятый. Двадцать процентов. Де с половиной тысячи и из них примерно пятьсот — тяжело бронированная кавалерия. Хреново.
— Нельзя в поле биться, княже, — Я шевельнул поводьями и развернул коня. — Не устоим. Спешить их надобно, с коней наземь спустить — тогда повоюем.
— Да как же ты их спустишь? — усмехнулся Мстислав. — Подобру-поздорову спрыгнуть попросишь?
— В детинце закроемся. — Я пожал плечами. — На коне на стену особо не полезешь.
— Ты чего такое удумал, боярин? — встрял Ратибор. — А девок с детьми малыми куда денешь? Разве ж такое многолюдство в детинец уместится? А ежели и так — все едино беде быть! Устоит детинец, да Вышеград булгары не пощадят — весь разберут, до последней избушки. А что не утащат — сожгут! Как зиму зимовать будем?
— И то верно. — Мстислав задумчиво потеребил бороду. — Выходит, надобно в поле биться, как отцы наши бились. Все костьми ляжем — да город отстоим, ежели Перун защитит…
— Нельзя в поле! — повторил я. — На стены одна надежда. Иначе булгар наземь не спешить!
— Так разве…
— Значит, нужно вокруг всего города крепость поставить! — Я хлопнул себя по ноге. — Тогда выстоим, да булгар проклятых прогоним!
— Чудные ты слова говоришь, ярл! — Мстислав склонил голову набок. — Сроку у нас — день. Как же ты вокруг целого Вышеграда стену построишь?
— Вокруг целого, может, и не поставлю, — отозвался я. — Да только послушай, что я скажу, княже…
Глава 28
— Что ты задумал, ярл?
Мстислав смотрел на меня с лошади… И с недоверием. Большая часть из того, что происходило, делалась с его дозволения — но даже он так еще и не догадался, зачем я велел собрать в Вышеграде все колокольчики, бронзовую, оловянную и медную посуду, ненужные железки… в общем, все, что было сделано из металла и при этом умещалось на ладони.
— Увидишь, княже. — Я потуже затянул узелки на принесенных Златой неведомо откуда ложках и опробовал веревку — крепко ли держится? — Будем булгар с коней наземь спускать.
— Так же, как Саврошку из детинца выгонял? — улыбнулся Мстислав. — Хорошо ты мне тогда сослужил, спору нет.
— На этот раз сложнее. — Я покачал головой. — Лютой сече завтра быть. Хоть на конях, хоть пешими — а булгар против твоей дружины впятеро.
— Знаю! — Мстислав недовольно нахмурился. — А ты тут мне еще гридей работой портишь. Будто сам не ведаешь, что перед боем отдохнуть надобно, а не спину гнуть… Да послушаюсь — у тебя, ярл, голова светлая. С Саврошкой управился — глядишь, и хана булгарского прогонишь.
— Прогоню, княже, — ответил я. — А нет — так висеть нашим головам на пиках рядом. Тогда и поругаешься вдоволь.
— Тогда уж ни к чему будет. — Мстислав тронул поводья коня. — Мертвые сраму не имеют. Ежели придется — все тут и поляжем, а Вышеград погани не отдадим… Бывай, ярл. Вижу, работы у тебя еще невпроворот.
Это точно. Уже чуть ли не сутки Вышеград напоминал огромный муравейник. Мы с Ратибором согнали и из города, и из близлежащих сел и деревенек всех, кто мог таскать хотя бы несколько сухих палок. В избах остались только старики и совсем малые дети — но и те то и дело порывались помочь. К полудню даже здоровенные гриди валились с ног от усталости — но зато вокруг Вышеграда выросла стена.
Только с одной стороны — той, где протекала Вишинева и возвышался над водой мост. Хлипенькая, низенькая — местами в половину моего роста — больше похожая на беспорядочно натыканные в землю кое-как заостренные колья и уродливые кривые насыпи — но все-таки стена. Часто… нет, скорее редкокол проходил вдоль речки, окружая избы и будто обнимая Вышеград длинными костлявыми ручищами, забирался вверх, к детинцу — и там упирался в уже настоящие, крепкие стены. Купеческие и боярские дома на северной стороне остались без защиты — но туда булгары не пройдут… А если пройдут, ни я, ни князь, ни его дружина этого уже не увидим.
Нападут на город завтра на рассвете — едва ли хан отважиться биться на незнакомой земле в темноте даже имея во много раз больше людей. Основное оружие булгарской конницы — лук, и ночью воинам придется бить вслепую. Нет, хан дождется первых лучше солнца — и только тогда ударит. Всем двухтысячным воинством разом, чтобы одним махом смести любое сопротивление и войти в Вышеград полноправным хозяином. Так было и в Круглице, и в Есенике и в других городах, которые уже пали и склонились перед булгарами. Дружины гибли, если отваживались выходить в поле, но и тех, кто скрывался за крепкими стенами крепостей, ждала не лучшая участь. Тысячи луков могут выпустить тысячи огненных стрел. Вполне достаточно, чтобы спалить дотла любой деревянный детинец. А уж если тот каким-то чудом уцелеет — булгары просто разграбят сам город и вырежут всех, кто не успеет укрыться за частоколом.
