— Может, и так. — Рагнар ударил мечом по щиту. — Но мы все-таки попробуем.
Айна не сказала ни слова — но первой шагнула ко мне, поднимая топор. В ее глазах не было ни ненависти, ни даже злобы. Только глухая обреченность. С таким взглядом идут не в бой, а на смерть. Она знала, что ей меня не одолеть — ни в одиночку, ни со всеми остальными разом — но все равно собиралась драться. Безнадежно, бездумно. Без сомнений. До самого конца.
Почему-то это меня и «выключило». Не слезы Вигдис, не злоба Рагнара, готового снести голову любому из лишенных смерти и даже не предательство Златы. Все они ждали здесь, чтобы убить бывшего друга и брата. Айна пришла избавить мир от чудовища. Для нее я успел стать чем-то хуже самых страшных тварей, которые только могли выползти из-за растрескавшихся границ между Девятью Мирами Иггдрасиля.
Все мои друзья считают меня монстром, подобным конунгу Сивому, «Волкам» и другим лишенным смерти. И не собираются ни щадить, ни даже слушать меня — после всего, что нам пришлось пройти бок о бок! Но если так — стоит ли мне пытаться и дальше оставаться человеком? Для чего? Чтобы меня снова предали, вонзив в спину нож? Чтобы опять потерять все? Чтобы проиграть войну за «Светоч» из-за собственной глупости и мягкотелости, завязнув в нелепых потугах сохранить хоть немного морали? Тех представлений о хорошем и правильном, которые я притащил из реала и раз за разом безуспешно пытался насадить здесь. Но этот мир — впрочем, как и настоящий — не ждал добра… и не прощал его.
Что ж, если они так хотят чудовище — они его получат.
Ярость, которую я долгие дни накапливал в себе, хлестнула наружу белым пламенем. Айну, уже размахнувшуюся для удара, отшвырнуло чуть ли не на десяток шагов, а остальных просто свалило на землю и протащило по ней лопатками. Волна дошла до самых елок за дорогой, стряхнула и с ветвей остатки снега и опрокинула даже Видгис со Златой. Уже наложенная на тетиву стрела взвилась куда-то в небо. Вспышка осушила весь мой внутренний резерв — но он тут же заполнился снова, зачерпнув дух из подаренного Молчаном кольца. И я ударил снова — на этот раз в полную силу. Насмерть — чтобы те, кто не собирался щадить меня, не успели подняться. Огненная плеть обвила шею ворочавшегося на земле хирдманна, натянулась, дернулась, с едва слышным шипением вспарывая податливую плоть — и по снегу покатилась первая голова. Еще двоих воинов я уложил, хлестнув крест-накрест, раскалывая хрупкие щиты, как куски фанеры, и разрубая доспехи. Третий отступил, прижимая к груди истекающий кровью обрубок. Я мстительно опустил подошву сапога на все еще сжимавшую меч руку и шагнул вперед, снова раскручивая над головой огненный шнур.
Бегите, глупцы! Не хотите? Пусть так — тогда я убью вас. Всех до единого.
Взмах плети — и Эйнар скорчился на снегу, зажимая ладонями обожженное лицо. Безбородым он останется — но теперь вряд ли кто-то хоть раз назовет его Девицей или Красивым… конечно, если кормщик окажется достаточно сообразительным, чтобы снова не полезть в драку. Второй взмах — и Айна отлетела, выронив топор и все, что осталось от щита. Третий — Вигдис упала, все еще сжимая в руках две половинки лука, который так и не смог выпустить в меня стрелу. Четвертый — последний уцелевший из хирдманнов рухнул — и некому больше было встать между мной и Рагнаром.
Я играючи отвел его меч саблей и взмахнул посохом. Огненная плеть с шипением поднялась из снега и прошла наискосок вверх, срезая нижнюю половину щита и впиваясь в локоть. Рагнар тихо охнул, но не отступил. Стряхнул ошметки обитого кожей дерева и, перехватив меч двумя руками, снова ударил. И снова его клинок встретил мою саблю — и древнее оружие Дува-Сохора, выкованная из упавшего с неба металла, оказалось сильнее. Сталь с жалобным звоном переломилась, и в руках Рагнара осталась одна рукоять. Но даже потеря меча не остановила упрямого как все северяне вместе взятые сына Серого Медведя. Зарычав, как раненый медведь, он бросился на меня, надеясь опрокинуть.
Но мне даже не понадобились оружие. Отшвырнув посох, я неуловимо быстрым для Рагнара движением поймал его за горло, с легкостью поднял сто с лишним килограмм плоти и железа доспехов — и с размаху опустил на землю.
— Разве я не был верен тебе, конунг, — выдохнул я. — Разве я не спас тебе жизнь, когда Черное Копье убил твоего отца?!
— Мой отец погиб из-за лишенных смерти. — Рагнар выплюнул кровь. — И ты лишь один из них, предатель!
Человек не может, физически не способен подняться после такого удара — я сломал Рагнару если не хребет, то половину ребер уж точно — но он поднимался. Бешеная злоба дотла сжигала его дух, но придавала силы избитому телу.
Идиот! Тупой горный баран, йотун тебя забери!!!
Ярость снова захлестнула меня, и я размахнулся, готовясь одним ударом снести конунгу его упрямую башку. И снес бы, не появись вдруг передо мной хрупкая маленькая фигурка в темном меховом одеянии.
— Братик! — Злата упала передо мной на колени, закрывая поверженного Рагнара своим телом. — Пощади! Пожалей конунга! Хочешь — меня, глупую, заруби, а его не трогай!
На мгновение мне показалось, что я готов убить их обоих. Одним ударом рассечь непобедимой саблей и тонкое девичье тело, и могучее мужское за ним. По самую рукоять погрузить кривой клинок в плоть — и катись оно все к йотунам… Но злобы разрубить пополам сестру у меня все-таки не хватило. Я чуть замедлил полет лезвия и хлестнул ее в плечо плашмя, опрокидывая в снег.
— Пожалей, братик… — простонала Злата, протягивая ко мне уцелевшую руку. — Не губи. Люб он мне, слышишь! Неужто совсем в тебе ничего человечьего не осталось?!
— Ничего, сестрица, — усмехнулся я, снова занося саблю. — Было — да все вышло.
Глава 15
Ярость била через край. Горячая и красная, как кровь. Но слишком густая и тягучая, чтобы вылиться быстро. Ее было слишком много, она попросту не успевала выгореть и развеяться прахом… Но я будто на мгновение увидел себя со стороны. Растрепанного, с перекошенным от злобы лицом, среди изрубленных тел на залитом кровью большаке. Окончательно спятившего.
И кто я теперь?
С моих губ сорвалось тихое рычание, и рука дрогнула. Сабля свернула в воздухе и, не замедляя хода, опустилась вниз и опрокинула Рагнара обратно на землю. Но вместо того, чтобы рассечь голову и шею до самой груди, лишь оцарапала щеку и по середину клинка ушла в грязь. А я тут же разжал пальцы и отдернул руку, будто мое оружие вдруг раскалилось и обожгло кожу. Словно распиравшая меня изнутри ярость на мгновение утекла туда, в древний тяжелый металл, и стоит взяться за него снова — и будет уже не остановиться. Мне на мгновение показалось, что сабля сама готова прыгнуть мне в ладонь, чтобы снова резать, рубить, кромсать…
— Пожалей, братик… — едва слышно простонала Злата.
Я остался без оружия — но жажда крови никуда не делась. Даже сейчас я мог забить Рагнара до смерти и кулаками. А он только подлил масла в огонь, схватившись за кинжал. Я успел поймать его руку, сдавил и выкрутил с такой силой, что хрустнули кости. Рагнар не издал ни звука, но его пальцы сами разжались, и короткий клинок упал в грязь. Я отбросил его ногой и ударил в ответ. По лицу, почти без замаха — но голова Рагнара все равно мотнулась назад, как у тряпичной куклы. Похоже, я сломал ему нос — но он все равно пытался колошматить меня всеми конечностями одновременно. Я наотмашь хлестнул его по щеке тыльной стороной ладони, и во все стороны разлетелись капельки крови.
