Там, внизу, тоже хоронили убитых.
Но я пришел сюда. Так высоко, как только смог забраться, неся на руках завернутую в одеяло Айну. Будь ее воля, она наверняка захотела бы остаться лежать внизу, вместе с другими. С теми, с кем сражалась бок о бок — и все же я решил иначе.
Здесь она будет чуть ближе к небу. И если это сделает путь к чертогам Всеотца или защитницы-Фрейи хоть немного короче и спокойнее — мой труд не пропадет зря.
Я подыскал для нее подходящее место и принялся выкладывать тяжелые булыжники, повторяя знакомую вытянутую форму. Широко посередине. Узко в ногах и за изголовьем: борта, корма и нос. Вряд ли каменный драккар поплывет быстро — но другого я Айне подарить не смогу.
— Тебе тяжело, рифел грвах? Я могу помочь.
Огромное бледное тело соткалось из полумрака совсем близко. Я не услышал, как Одхан подошел — при желании он, пожалуй, мог бы прирезать меня висевшим на поясе каменным ножом в локоть длиной.
Но не стал — предложил помощь.
— Любой труд становится легче, если разделить его с кем-то, рифел грвах.
Может быть. Но каждый сам хоронит своих мертвецов. Кажется, именно так сказал Ошкуй-скальд на острове, ставшем могилой для Молчана и Йорда.
— Не нужно. — Я покачал головой. — Я справлюсь.
— Как пожелаешь, рифел грвах, — отозвался Одхан. — Ты хочешь, чтобы я ушел?
Я не ответил. Едва ли у меня было право выгонять эльфа с его горы — и он мне ничуть не мешал. Даже если бы за моей спиной стояла хоть тысяча людей или еще кого-нибудь, я бы все равно делал то, что начал: таскал бы камни, укладывая их один к одному.
Пусть драккар Айны получится тяжелым и неповоротливым, даже самые славные из эйнхериев или воительниц Фолькванга не посмеют сказать, что я почтил ее недостаточно.
Не знаю, сколько у меня ушло времени — когда я закончил работу, вокруг уже совсем стемнело. При свете луны и звезд я не мог больше разглядеть ни Рагнара с остальными, ни острые верхушки странных жилищ тилвит тег. Только рослая фигура Одхана все так же чернела на фоне ночного неба. Он так и не ушел — хоть и больше не пытался заговорить со мной.
Впрочем, какая разница? Он не помешает мне — как не помешает ни темнота, ни отсутствие топлива для костра. Потому что мой огонь со мной всегда и везде. Даже в этих скалах на высоте, на которую поднимаются только птицы.
Я поднял посох, и пламя Сварога осветило бледное лицо Айны. Такое же прекрасное, каким оно было и раньше. Над красотой воительницы-северянки оказались не властны ни испытания, ни сама смерть. Исчезла только усталость, прихватив с собой упрямую складку, которую я нередко видел и на Барекстаде… А в последнее время она и вовсе залегла между глаз намертво — а теперь пропала.
Айна будто уснула. Спокойно и легко — словно уже знала, что путь через мертвую пустошь и дворец Владычицы Хель будет легким и недолгим, и в Небесных уже ждут те, кто ушел туда раньше.
Я не стал ее задерживать. Кончик посоха вспыхнул еще ярче, и через мгновение огонь охватил Айну вместе с ее гробницей-драккаром. Пламя, которому оказались по зубам даже древние камни гор, нещадно высасывало все резервы, буквально пожирая меня изнутри, но я упрямо удерживал его. Столько, сколько потребовалось — и только потом опустился на холодную скалу. Выложился полностью, до дна — и дрожащие ноги не смогли удержать ставшее вдруг чересчур тяжелым тело.
— Ты очень силен, рифел грвах, — снова заговорил Одхан. — Ир хаул подчиняется тебе. Но будь осторожнее — ты отдал слишком много.
— Не больше, чем у меня есть. — Я отвернулся от мерцающих в темноте раскаленных камней. — Ты называешь меня рифел грвах. Что означит это имя?
— В языке людей нет слов, которые…
— Так объясни! — раздраженно буркнул я. — Может, это какое-нибудь ругательство…
– Рифел грвах — тот, кто носит оружие, но сражается, обращая ир хаул против своих врагов. — Силуэт Одхана едва заметно шевельнулся в темноте. — Нечасто мне приходилось видеть подобных тебе. Люди довольствуются лишь крохами могущества ир хаул… но ты подчинил ее пламя.
— Тот, кто носит оружие… Воитель. Воитель-колдун, боевой маг, — попытался перевести я. — Ир хаул — магия… или первородное пламя?
— Это все. Ветер. Солнце. Дыхание, тепло и свет. — Одхан изобразил круг громадными ручищами. — Она везде и принимает любую форму. Ты создаешь пламя, но ир хаул умеет и исцелять, и созидать.
— Тропа в горах. — Я вспомнил уступ, который явно появился не без помощи магии. — Это сделал твой народ?
— Да, — ответил Одхан. — Те, кто были раньше. Они произносили арайт, и ир хаул слушала. Она выполняла волю тилвит тег.
— Среди твоего народа были великие колдуны. — Я представил себе масштабы магии, которая могла бы проложить тропу в горах, не раскрошив скалы так, как это сделал бы я сам — будь у меня бесконечный резерв. — Ни мне, ни тем, кто учил меня, подобное волшебство не под силу.
— Колдовство людей совсем не такое, как тот дар, который достался тилвит тег. — Я не видел лица Одхана, но откуда-то знал, что эльф улыбается. — Арайт — речь, на которой говорили сами древние боги, создавая мир из воды, огня и гвахтер маур… пустоты. Они научили первых из моего народа словам, которые слышит ир хаул.
Сильно… Перворечь, язык творения. Уж не тот ли самый исходный код, который положил в основу Системы сам Романов? И если так — каким же образом целая раса хакеров мироздания умудрилась вчистую слить каким-то там людишкам, которые тогда наверняка еще толком не научились даже ковать мечи?
Похоже, боги не выделили рогов бодливой корове… но она забила свою миролюбивую старшую сестру копытами.
— Так, значит, каждый из тилвит тег, — Я все-таки рискнул произнести слово на перворечи, — колдун, заклинатель?..
— Так было раньше, — отозвался Одхан. — Когда-то мое могущество было куда выше твоего, рифел грвах. Но теперь я могу зажечь лишь искру ир хаул, чтобы осветить себе путь среди скал.
— Почему?
— Время старых богов ушло. — Одхан поежился, будто ему вдруг стало холодно. — Они дряхлели, и айрат слабела вместе с ними. Мы еще можем произносить слова, но в них остались лишь малые крупицы силы. Уже скоро ир хаул совсем перестанет слышать мой народ, и только я буду помнить те времена, когда тилвит тег были сильны.
— А остальные? — Я указал рукой на скрывшееся в темноте под скалой поселение. — Разве они не…
— Я последний из тех, кто жил внизу, рифел грвах. — Одхан покачал головой. — Последний, кто помнит тепло и запах травы. Остальные родились здесь, среди скал и снегов.
Несмотря на темноту, я вдруг увидел эльфа тем, кем он был на самом деле. Древним, как эти самые горы, обессилевшим и уставшим от бесконечно-долгой жизни стариком. Последним вождем своего народа. Когда-то почти равного богам, великого, могучего и прекрасного — но теперь почти исчезнувшего. Тилвит тег бежали, уступив людям, и здесь, на высоте, доступной одним лишь птицам, угасали. Тысячи лет умирали от голода, замерзали. Гибли от зубов и когтей каких-нибудь местных хищников. Учились выживать, мастерили примитивные луки и ножи из камней — но все больше забывали о том, что каждое слово их языка способно перекраивать саму реальность под волю старших и любимых детей богов. Перворечь слабела и чахла, понемногу теряя связь с таинственной и могучей ир хаул — и в конце концов превратилась в мертвый язык.
