— Будь здоров! — Добромил помахал в ответ. — Уж не случилось ли чего?
— Что же могло случиться, друг мой? — Гусь спрыгнул с телеги. — Разве боги не хранят в пути тех, кто приносит радость и благородным, и простым людям?
И странный же у Гуся стал голос… Вроде и тот же самый — а другой. И слова другие.
— Да смотрю — люди с тобой другие пришли, — отозвался Добромил. — Эти покрепче будут… а с теми что стало?
— Ты лишился разума, старик? — Гусь широко улыбнулся и отступил в сторону. — Разве ты не узнаешь моих друзей? Многие из них уже были здесь не один раз!
— И правда… Теперь вижу! — Добромил зажмурился и тряхнул головой, отгоняя наваждение. — Те же самые все… А с чем к нам пожаловал?
— С тем, да с другим. — Гусь похлопал по деревянному борту телеги хозяйским жестом. — И тебя я тоже не забыл.
Негромко позвякивающий мешочек лег в ладонь приятной тяжестью — и оказался чуть ли не втрое больше, чем обычно, но на душе у Добромила вдруг стало тоскливо. Из-за спины Гуся выглядывали лица, которые он уже не раз видел у ворот… ведь видел.
Пекло… Да что ж такое творится?
Добромил украдкой перевел взгляд на Иржи, но тот, похоже, не заметил ничего необычного. Даже смотрел не на Гуся, не на его молодцев и не на телеги, а куда-то в сторону, будто там, где-то далеко на дороге, случилось что-то занятное.
Вот ведь дурья башка… Глаза вылупил, как рыба. Еще и рот раскрыл — только что слюни не текут. Будто девку увидал. Никакого толку от него нет!
— Доехал, значит… — Добромил засунул мешочек с монетами за пазуху. — Мне бы только поглядеть, что везешь… Князь велел.
— Князь не велел. А что везу — тебе знать не надо.
Ох, и нехорошие же глаза у Гуся. Другие, чужие. Не темные, как раньше, а серые. Холодные и тяжелые, как туман поутру. И страшные.
— Надо! — Добромил отступил на шаг и легонько стукнул древком копья об землю. — Князь велел!
— Не надо, — повторил Гусь. — Уйди с дороги, старик.
Глаза торгаша вдруг сверкнули огненными искрами — и не стало никаких сил ни спорить, ни смотреть, ни копье держать.
— Не надо… Как пожелаешь, — едва слышно проговорил Добромил, опуская голову.
И шагнул в сторону, освобождая телегам путь к воротам.
ГЛАВА 36
— И почему я должен был прятаться вместе с… этими? — Темуджин метнул недобрый взгляд в пугливо скрючившихся за телегами эльфов. — Воину не место среди того, что привезли на продажу.
Сын Есугея и наследный правитель всего булгарского народа без единой жалобы выдержал и переход через горы, и дорогу до Прашны, хоть и был чуть ли не втрое младше любого из северян. Но от необходимости прятаться в телеге среди бочек, мешков и полутора десятков эльфов-переростков его гордость страдала куда сильнее, чем тощее и измученное полудетское еще тело.
— Воин собирается покинуть свое укрытие? — усмехнулся я, чуть сдвигая в сторону бочку с вином, чтобы помочь юному хану выбраться. — Твое лицо слишком приметное. На этих землях нет никого, кто был бы похож на жителя степей.
— Я умею прятаться, когда нужно, — проворчал Темуджин, спрыгивая на землю. — А ты смог бы заставить любого забыть про меня… Я почувствовал, как ты сломал дух того старика, Антор-багатур.
— Легко затуманить разум одному человеку. — Я пожал плечами. — Но не в моей власти отвести глаза всем, кто заметит тебя или наших новых друзей. Я всего лишь человек.
— Ты воин духа, — отозвался Темуджин. — Сильнейший из всех, кого я встречал… Ты сможешь научить меня сокрушать дух моих врагов? Если бы я умел подобное, мне не понадобилась бы сабля, чтобы усмирить непокорных.
Я тут же живо представил, что натворил бы наследник Есугея с его врожденным даром, освой он хотя бы половину арсенала Видящего. Джаргалу в каком-то смысле даже повезло — я прикончил его быстро. А Темуджин наверняка бы смог раздавить сознание мятежного багатура, как орех, выпотрошить и полностью подчинить своей воле… И одному Великому Небо известно, стал ли бы парень останавливаться на том, что он сам назвал «сломать дух», или устроил бы жуткую показательную казнь, заставив Джаргала самому выпустить себе кишки.
Скорее второе. Милосердие в этом мире вообще встречается нечасто.
— Сейчас не лучшее время учиться, хан. — Я выглянул из-за телеги и проводил взглядом шагавших в сторону замка стражников. — Но я обещал твоему отцу позаботиться о тебе — и выполню свою клятву.
Я до самых ворот не был уверен, что мы сможем проникнуть внутрь — но стоило нам ступить за стены Прашны, как все сомнения тут же ушли. Никому здесь не было до нас дела.
Город оказался огромным — даже больше, чем выглядел на скриншотах из сети. И масштаб начинался прямо с ворот. Я украдкой оценил гигантские — в два моих роста — створки. Неизвестные мастера постарались на славу: обитые железом доски в четыре пальца толщиной без труда выдержали бы и стрелы, и удары любого известного мне оружия, и огонь. Даже воинам с полновесным тараном пришлось бы повозиться, чтобы сломать ворота или сбить их с могучих железных петель — если бы они вообще смогли подойти. Почерневшая от времени и кое-где поросшая мхом каменная кладка выглядела достаточно убедительно: на стене у ворот без труда поместились бы хоть два десятка лучников.
Чтобы взять Прашну понадобилась бы целая армия и не один день осады — даже крохотный гарнизон в этом надежном каменном мешке без особого труда отбил бы нападение войска хоть впятеро больше.
Не случайно Прашна заняла неформальное первое место среди всех Вольных Городов и стала чуть ли самым крупным торговым центром по обе стороны гор. Даже сейчас, когда весь уцелевший мир людей превратился в одно сплошное сражение, за крепкими стенами люди явно ощущали себя хотя бы в относительной безопасности.
Никто не обратил внимания на обоз из десятка телег, запряженных низкорослыми мохнатыми лошадками, который вошел в город через западные ворота и неторопливо направился к центральной площади. По дороге я насчитал где-то полторы-две сотни людей — а всего в Прашне наверняка жила не одна тысяча. За каменными стенами без труда поместилось бы четыре Вышеграда, а рядом с возвышавшимся над соломенными крышами замком деревянный детинец показался бы спичечным домиком.
Да уж… Остается только порадоваться, что мы все-таки успели к Прашне раньше, чем армия Сивого, да еще и пробрались за стены без лишнего шума.
Я остановил обоз в тени большого дома на краю базарной площади. Не слишком близко от лотков и палаток, чтобы без надобности не мозолить глаза торговцам — но и не слишком далеко. На улицах телеги наверняка заинтересовали бы стражников, а у стен замка мы могли случайно встретить северян. Но в этой толпе едва ли кто-то узнал бы меня, даже столкнувшись носом к носу.
Город жил своей жизнью — и базар на площади был его сердцем, перекачивающим потоки людей туда и обратно по узеньким улочкам. Даже к вечеру торговля и не думала утихать, и до нас то и дело доносились крики, ругань и звон монет.
