Я поторопилась подойти к следующей картине. На ней Беральд стоял на одном колене перед маркизой, но девушка отвернулась от него. Ее жаждущий взгляд был обращен к Рейалину, а магия будто бесилась, вилась вокруг них, оплетая не только центральных героев истории, но и весь зал, в котором фоном смазывались людские лица и наряды.
Огонек свечи, вставленной в канделябр, дернулся сильнее, но я прикрыла его ладонью. По спине уже вовсю прогуливался неприятный такой холодок, но льда в джинсы я еще не наложила, и это радовало. Хотя…
Еще ведь не рассвет.
На следующем полотне остались только маркиза и Рейалин. На этот раз драконище был отвернут от девушки, но, кроме того, между ними еще и стоял котел, в котором булькало что-то очень похожее на мазь от аллергии, которую мне притащили деревенские. Такой же болотный цвет, однако следующая картина удивила. Та же самая, все точь-в-точь, но жидкость в котле на этот раз была желтой. Чуть дальше — вообще оранжевой.
Сердце клокотало в груди. Я чувствовала, всеми фибрами души ощущала, что разгадка уже близка, и художник не заставил себя долго ждать. Бальный зал, смазанные лица гостей. Они были лишь тенями, пятнами, тогда как все внимание к себе приковывала центральная пара. Судя по позе, маркиза просила у дракона руку, сердце и почку, но он с ними расставаться никак не хотел. У него все на морде лица было написано, а потом…
Да, правду говорят. Самое страшное существо на земле — это отвергнутая женщина. Маркиза действительно выглядела страшно. Несмотря на молодость, сейчас она больше походила на сумасшедшую старуху, так сильно исказилось ее лицо гримасой ненависти. Магия была изображена здесь разноцветными искрами и молниями на фоне темного зала. Руки девушки взмыли вверх, пальцы скрючились, а полы черного платья развевались, будто на ветру.
На следующем полотне магия словно оплетала гостей, пронзая их молниями. Что примечательно, пронзенными оказались не только все присутствующие, но и сама маркиза. Это говорило о том, что проклятие зацепило всех, включая ее саму, но почему — пока было не ясно.
Еще любопытнее оказались последующие полотна. На них были изображены две женщины в интересном положении. Первая прислуживала второй, подавая чай. Да и по контрастным нарядам было понятно, что одна из них служанка, а вторая госпожа.
На другой картине служанка передавала ребенка немолодой паре. Увидев дальше нотариуса, я быстро сложила два плюс два. Хоть уважаемый Пташ и выглядел здесь на порядок моложе, не узнать его было очень трудно.
На этой веселой ноте я и наткнулась на изображение кладбища. Мороз осел на коже ледяными иглами, но я стойко рассматривала полотно, а точнее имена, словно выбитые на серых камнях. Как ни странно, первым в этом огромном списке был Беральд со своей нечитаемой фамилией и титулом. В свете последних событий я этому факту даже не удивилась.
Следующие имена мне ни о чем не говорили. Более того, в списке не затесалось ни одной маркизы де Король. Даже имени самой главной, самой первой я так и не нашла. Логически все было верно: если и она попала под действие проклятия, то, значит, тоже на время получила бессмертие, но возникали сразу два вопроса. Каким образом при живой маркизе здесь появлялись ее дальние и не очень родственницы? И…
Что на самом деле с ними стало, когда срок, отведенный на снятие проклятия, закончился?
На следующем полотне стояла моя бабушка. Только выглядела она значительно моложе, а пышное старомодное платье ей невероятно шло. Она передавала младенца, завернутого в розовое одеяло… моей маме, которая тоже отличалась цветущим видом.
Тут-то я и села прямо на пол, едва не уронив подсвечник. Свеча догорала, плавилась, стекая каплями вниз, а я пыталась собрать воедино всю свою жизнь, которая обрушилась в одночасье.
Поднявшись, на негнущихся на ногах я вернулась на несколько изображений назад к той самой картине, где навсегда застыли две женщины в положении. Карие глаза, роскошные темные волосы и черты лица, которое пусть и отдаленно, но все же походило на мое. Мой нос, моя родинка на подбородке, разрез глаз…
Нет, я не могла поверить в то, что родилась в этом замке, но последние полотна это подтверждали. На них снова была я, только маленькая. Вместе с мамой, бабушкой, драконищем и гостями я стояла под огромной елкой в бальном зале и держала за руку куклу в желтом платье, на котором были характерные синие пятна.
Еще картина — я днем на улице перед замком. Словно капуста, завернутая в тулуп и в смешной шапке-ушанке, тащу драконище за руку, показывая варежкой на какое-то странное сооружение из снега. Другая картина — уже внутри, в коридоре второго этажа я висну на полах синего камзола, прицепившись к драконищу со спины.
Была почти на сто процентов уверена, что в следующий миг он обернется и скажет: «Отцепись от меня, Чудовище», — но не грубо, не зло, а со смехом. С приятной усмешкой, застывшей на очерченных губах.
Я этого не помнила. Почти ничего не помнила, за исключением нескольких эпизодов, но, при взгляде на эти картины, воспоминания будто открывались, выбираясь наружу, отряхиваясь от долгого сна.
Две последние картины и вовсе не стали для меня сюрпризом. На одной я — зеленокожая, заплаканная — сидела на коленях у кажущегося просто огромным по сравнению с маленькой мной драконом. Лет шесть, может быть семь. Одной рукой он поддерживал меня, а второй протягивал колбу с той самой розовой дрянью, что имела вкус мандаринов.
Я была здесь. Я бывала здесь очень часто, но всегда исключительно днем.
На последнем полотне была запечатлена уже взрослая я, первый раз входящая в этот замок. Художнику удивительно натуралистично удалось передать каждую черточку, каждую эмоцию, застывшую на моем лице в тот момент, когда я с грохотом завалилась в холл.
Одна моя нога застряла в пустом цветочном горшке, другая — была опутана паутиной, а в метре от меня на полу лежала упавшая со стены картина.
Феерично. Особенно глаза в кучу мне очень понравились.
— А тут у нас что за сюрприз? — шепотом произнесла я вслух, чтобы себя подбодрить.
Свеча, догорев, погасла, и теперь просторное помещение лишь местами освещалось сиянием двух лун — и то только через круглые маленькие окна с одной стороны.
Собственно, именно из-за лунного света я и обратила внимание на три полотна, стоящие отдельно от этой исторической выставки. Они частично скрывались за колонной и для пущего эффекта были спрятаны под тканью. К ним я подходила с особой осторожностью.
Нет, ну мало ли? Не зря же они отдельно стоят.
— Да чтоб вас всех! Фу-фу-фу-фу…
Я отчаянно терла свои губы футболкой, в ужасе глядя на изображение настоящей маркизы, которая была облачена в белоснежный костюм Беральда и в его же сапоги, но при этом удерживала в руках синюю бархатную коробочку со сверкающим в ее нутре колье. Эта же коробочка сейчас лежала на полу недалеко отсюда.
Кабздец! Бедный мужик! Он к ней со всей душой, жениться собирался, а она не только, судя по всему, его угробила, но еще и после его смерти им притворяется, каким-то непостижимым образом натянув его личину. И самое противное, что она ко мне своими губешками еще и присасывалась! Бееееееееееееее…
