У меня было огромнейшее желание вот прямо немедленно побежать и вымыть рот с мылом, но все, что я сделала, так это переставила полотно к стене, отворачивая его от себя и таким образом открывая вид на второй портрет.
Нет, все-таки это никак в моей голове не укладывалось. Почему эта бессовестная воровка магии прячется за лицом Беральда? Чтобы охмурять каждую новую маркизу? И чтобы таким образом помешать снятию проклятия?
Увы, пока я могла только предполагать, но эти изображения давали мне то, чего я до сих пор была лишена. Они показывали мне всю картину в целом, а детали…
Детали я обязательно разузнаю, когда сниму это чертово проклятье.
Я даже не сразу поняла, что рассказывало второе полотно. Девушки в белых одеяниях стояли кругом и держались за руки на фоне бального зала, тогда как в центре круга извивалась женская фигура, облаченная в черное платье.
Эту фигуру не по-детски корежило. Она едва не падала на колени, но даже с запрокинутым лицом в ней легко угадывались черты настоящей маркизы.
Но в самое сердце поразила меня совсем не эта злодейка. С картины на меня смотрела помолодевшая бабушка Валерия, которая стояла среди этих девиц. Ее взгляд — прямой и пронизывающий — будто забирался в самую душу, однако еще одного лица на этой картине совершенно точно быть не могло.
Моего.
Но оно здесь было, а точнее, там была я, но я не помнила этих событий. Да и не могла помнить, потому что их точно не было. Уж круг из тринадцати девиц в белых платьях я точно запомнила бы. Хотя…
Интересно, а можно магией стереть человеку память?
Отодвинув второе полотно, я оглядела еще не до конца высохшее изображение замка. Определенно, у нашего обморочного художника имелось огромное такое чувство юмора. Замок на этой картине шел исключительно фоном, как и голубое небо, и яркое солнце, и кованый забор с закрытыми воротами, к которым со всем отчаянием прижималась маркиза, протягивая руки к…
Да, собственно, ко всем нам — ко мне, к драконищу, к вынужденным гостям замка, бабуле и даже деревенским. Остальные же на этой картине изображали пингвинов из “Мадагаскара”. Улыбались и махали на прощанье злодейке, а мы с драконищем еще и бессовестно целовались.
В чем юмор и комедия?
Да в том, что в понимании художника являлось празднованием нашей победы. В воздухе рассекали розовые единороги, повсюду сыпались сверкающие блестки, а небо украшала широкая радуга. Больше того, в снегу неожиданным образом посреди зимы выросли цветы.
В общем, мозг мой сломался еще на единорогах. И вот говорят же, что творческие люди немножко сумасшедшие.
Да, определенно, так художник видел наше общее будущее. Насколько я могла судить, все эти три полотна относились к возможному будущему, итогом которого может стать третья картина. Да только осуществиться оно могло исключительно при условии, что произойдут предыдущие два события.
Что там было написано об этом колье? Если верить книге-каталогу, оно без остатка вытягивает магическую силу. Как раз то, что надо, когда главным злодеем оказывается сумасшедшая ведьма.
Неожиданный шорох, раздавшийся совсем рядом, заставил меня подскочить на добрые полметра. У меня едва сердце из груди не выпрыгнуло, когда в темноте чердака вдруг распахнулись большие голубые глаза с вертикальными зрачками.
Вот и пришел мне полный и безоговорочный кабз…
— Ну ты, мать, и спряталась! Я тебя по всему замку ищу. Ты представляешь, они меня кормить отказываются! Всю еду, гады, попрятали! — обиженно возмущался Айлиан, несясь ко мне на лапах любви.
Котяра явно собирался запрыгнуть всей своей немалой тушкой мне на руки, однако уже в полете кое-что изменилось. Чердак озарило ярким светом. Я зажмурилась, прикрылась рукой и почти тут же очутилась в чужих объятиях.
— Поймал, Чудовище, — поцеловали меня, но не в губы, а только в уголок, с тревогой заглядывая в глаза. Впрочем, тревогу от меня пытались скрыть за улыбкой.
— Поймал, — согласилась я. — До сих пор ничего не можешь мне рассказать?
— Не могу, — вздохнул Рейалин, переводя свой взор на последнюю картину.
— Это вообще реально?
— Кто знает? Не попробуем — никогда не узнаем.
— Покажешь мне оранжерею? — прижалась я щекой к его груди. И так было хорошо в этих объятиях, так спокойно…
— Когда?
— Когда мы снимем проклятье.
— А мы его снимем? — шутливо спросил драконище.
— Выхода другого нет, — махнула я рукой на картину. — Я хочу увидеть розовых единорогов.
Мы простояли на чердаке какое-то время. Рейалин просто обнимал меня, накинув мне на плечи свой камзол, а я доверчиво прижималась к нему, прикрыв веки. Да только дело само не сделается. Пора было запускать эту адскую машину.
— Когда истекает срок, отведенный на тринадцатую попытку?
— Завтра с рассветом, — погладил Рейалин меня волосам, распуская их. Оба карандаша, которые сдерживали мой пучок, отправились к мужчине в карман. — У тебя есть остаток этой ночи, день и еще одна ночь.
— Плохо. Я так и не поняла, что значили ваши подсказки. “Проклятие, не запрещено, снять, только, согласие, любовь” — кто вообще придумал этот шифр?
— А я им говорил, что так они запутают тебя еще больше. Знаешь, не пытайся найти глубину там, где ее нет. Если есть набор слов, значит, с ним можно что-то сделать.
— Например, собрать из них предложение? Серьезно? Все было настолько легко? За кого они меня принимают?
— За юную девушку, на уме у которой одна любовь.
— Ах, любовь… Значит, так, слушай меня внимательно. С этой минуты мы с тобой поругались. Совсем. Вообще. Намек ясен?
— Предельно. Однако позволь узнать, что послужило причиной скандала?
— Допустим, ты меня не поцеловал. А что? Ваш художник вообще думает, что мне нравятся розовые…
В следующую секунду меня поцеловали. Да так поцеловали, что я решила: да ну их к черту! Три столетия ждали — значит, и на пять минут позже ничего не случится. В конце концов, они сами решили, что у меня на уме одна любовь.
Нужно соответствовать.
Глава 21
С Белоснежкой я столкнулась в коридоре второго этажа. Трепетно прижимая к себе коробочку с опасным колье, я выискивала…
Да его я, собственно, и выискивала и вот совсем не ожидала встретить так рано, когда я морально еще не подготовилась. Однако, когда я увидела, как эта личность статно вышагивает по коридору, а за ней еле двигается служанка с огромной корзиной подснежников, мораль во мне мгновенно умерла вместе с совестью.
— Беральд! Вас-то я и искала! Куда же вы пропали? — всплеснула я руками, едва не выронив коробку.
