Осматриваюсь по сторонам, пока не шевелящееся тело не дышит. Застывает, как статуя. Но мне пох. Иду на выход, пытаясь пройти мимо людей Райского незаметно. Тяжело. С бабой-то на руках.
Чуть не палюсь.
Через главный вход выходить – самоубийство. И если я смерти не боюсь, то…
Нет, сдыхать не вариант.
Поэтому открываю одной рукой первое попавшееся окно.
- Обхвати меня руками, - приказываю побледневшей девчонке. А она продолжает белеть сильнее. Плачет, не двигается.
Какого хера?
- Очнись, бля, - рычу на неё. Срываться начинаю. Только вернулся в обратное русло. Перестал так реагировать. А тут она. Одним своим бездействием пыл мой пробуждает.
- Н-не м-могу, - руки поднимает, а дотронуться не может. Пальцы ходуном ходят.
Цыкаю от досады. Времени нет.
Обхватываю её сильнее одной рукой. Эта напрягается. Как статуя становится. Даже не дышит.
Распахиваю окно и спрыгиваю на землю. Кубарем не катимся, но ещё чуть-чуть, и понесло бы.
Выравниваюсь, осматриваюсь по сторонам и, пока никого нет поблизости, шустро иду к машинам.
****
- Ну, рассказывай, - поворачиваюсь в сторону девчонки. Сидит, дрожит.
Зарывается в мой пиджак. Ей идёт. Но не это меня сейчас волнует. А её состояние.
– Как так умудряешься неприятности на свой аппетитный зад искать?
Усмехаюсь, понимая как ей не везёт. Начнём с того, что дочерью Климова оказалась. А дальше уже… Со мной встреча. Это уже всё. Чёрная метка.
На всю жизнь.
- Это всё ты виноват, - шипит куда-то себе в руки. Ого, смелая.
Так своего спасителя благодарят? Награду бы. Хотя бы минет. На секс не претендую. Тут как бы… Неудобно.
Трахаться беременным небось нельзя.
- Если бы не ты, всё было бы нормально, - продолжает свои шипения. А меня напрягать начинает. Это за спасение мне такие слова?
Выпрямляюсь, тяну к ней руку.
А она её видит и шугается. Как кошка на дыбы становится и шипит.
- Не прикасайся ко мне! – точно осмелела. А меня от смелости этой и дерзости развозит. Чуть пальцами в шею не впиваюсь. Да держусь. Зависаю рукой в воздухе на полпути. Пальцы разжимаю. Так и зудят.
Раздражённо, пытаясь себя сдержать, одёргиваю руку. Калит. Как бы не грохнуть её. Да нельзя.
- Куда мы едем? – очухивается. – К тебе в квартиру? Опять меня будешь…
Какая скромная девочка. Не говорит грубых слов.
Смотрю на неё, и что-то мне это напоминает.
Нашу первую встречу. Да только теперь мы поменялись местами. Перевернулось всё. С ног на голову.
Она мне руку прокусила. Сидела и тряслась. Слёзы пускала. А теперь смотрит зло, пальцы сжимает. Ногтями в плоть впивается.
И костюм ей всё-таки этот не идёт. На шлюху похожа.
- Мы едем в мой дом, - в квартире я обитаю. Привожу кучу баб, развлекаюсь с ними. Скрываюсь, когда хочу побыть один. Но у нас есть дом, общий. Мы часто там собираемся. Бухаем. Собрания проводим. А ещё там…
- Я к себе домой хочу, – прерывает девчонка, всхлипывая.
- Можешь забыть о нём, – произношу резче, чем сам ожидаю.
– Что, опять будешь…
– Не начинай, – огрызаюсь. Слишком уж она дерзкой стала. А мне самому тошно. Хотя я бы её сейчас всё же треснул. По заднице.
Признавать этого не хочу, но… Ребёнок-то мой. Да и девка эта… Что-то не то чувствую. И рядом, и поодаль. Совесть мучает что ли? Да странно. Нет у меня её.
- Тебе нельзя домой, если не хочешь, чтобы ещё один больной придурок пришёл за тобой и не сделал того же самого, что Райский, – пояснять это нет никакого желания. Но всё же. – Ты теперь в дерьме, Майя, по уши.
– Я знаю, – неожиданно отвечает, но уже более - менее спокойно. Что это она? Откуда?
– И что ты знаешь? – выгибаю бровь и издаю смешок. Интересно узнать.
– Я слышала разговор того мужчины, – она зарывается лицом в колени. Сводит пятки в белых носках вместе. Миленько. – О наследстве. И о том, что теперь на меня охотится толпа головорезов…
Умная. Молодец. И приспосабливается быстро.
Вон как шустро просекла. Меня увидела – испугалась. А потом про ребёнка вспомнила. Решила надавить. Вдруг поможет.
Помогло.
Хотя, я её и так искал. Забрал бы, даже если и не беременная была. Я же рыцарь благородный. Супермен, блять.
Грехам своим искупление ищу.
– Ты не кричишь, – замечаю её спокойствие.
– Смысла нет.
– Почему же? Я ведь здесь. Украл тебя. Везу в своё звериное логово, где буду иметь, иметь, иметь. А ты и сопротивляться не сможешь. Защита же нужна. Да и не спасёшься. Выйдешь – жизни лишишься. Ты должна сейчас в истерике биться. Но почему-то не делаешь этого. Хочу услышать твою точку зрения.
Она слушает молча, не прерывает. Отворачивается к окну, смотрит на улицы через тонированное стекло.
– Я смирилась, – отвечает равнодушно. Апатично. Участь свою приняла. – Не хочу этого говорить… Но лучше уж ты, мудак, чем тот же Райский, что…
Её передёргивает. Трястись начинает. Плечи подрагивают.
И тихий всхлип разлетается по салону авто.
Её слова не до конца до моего ума доходят.
– Что он сделал? – прищуриваюсь, пододвигаясь к ней. Хочу её лицо видеть. Ладонь к нему тяну, хоть и понимаю – неприятны ей мои прикосновения. Как только дотронуться пытаюсь – отстраняется.
По этой же причине тогда держаться не смогла. Боится. После всего, что я с ней сделал.
– Что он сделал, Майя? – спрашиваю уже жёстче. – Отвечай. Сейчас же. Изнасиловал?
– Нет… – очередной всхлип. По душе царапает. – Пытался. И трогал меня. Везде. Какая разница? Он такое же животное. Вы все здесь ненормальные. И одинаковые.
Злость вспыхивает с новой силой. Я на звание самого доброго не претендую. Но она реально стала слишком смелой. И всё же ударить не могу. Но рука тянется. Медленно. Мучительно.
Одёргиваю. Она и так многое пережила. Я знаю, что делают с девушками в доме Райского. Ничего хорошего.
Я на его фоне – ангел.
Цежу сквозь зубы:
– Чего же тогда со мной пошла? Животным. И сидишь сейчас здесь, дрожишь, боишься, но не пытаешься ударить. Выпрыгнуть. А я ведь могу разложить тебя прямо здесь и сейчас. Почему, Майя, а?
Так и хочется услышать её ответ.
– Потому что у меня выбора нет. Не ты, так кто-то другой.
И всё же не глупая.
