Как он сжимал этими пальцами мои щёки, принося боль.
Вырываюсь, летя вниз и пытаясь освободиться от его клетки.
Падаю на пол в его ноги и ползу.
Только бы не чувствовать его. Пусть он стоит рядом. Дышит со мной одним воздухом. Но не прикасается ко мне. Потому что… Он опять может захотеть.
Он хочет трахнуть меня всегда. А я - нет. Не могу. Не в состоянии.
От одной его горячей кожи, которой ко мне прикасается, плохо.
Отползаю, собирая ладонями пыль на полу.
Только вдохнув чистый воздух без его одеколона и запаха тела, испытываю облегчение. Становится не так невыносимо. И плевать, что сейчас стою на коленях.
Встаю с большим трудом и поворачиваюсь. Только бы шаг. Хотя бы он. Его мне хватит, чтобы просто держать себя в руках.
– Ничего ведь не случилось! – восклицаю, не понимая его реакции.
Меня никто не убил, никто не тронул. Я стою живая. Почему такая реакция? Так боится за ребёнка?
Не верю. У этого человека нет чувств. Никаких. Машина, что не может испытывать хоть какие-то эмоции и чувства, кроме возбуждения и похоти.
И ему плевать на меня. На дитя. Ему нужны только деньги, что достанутся мне через три года. И что-то мне кажется, это не тот срок, который он готов ждать.
– Дело совсем не в этом! – рявкает так, что подпрыгиваю на месте. Прижимаю к себе руку, которую он держал. Запястье горит.
И ещё раз доказывает, что он не умеет себя контролировать.
И я всё ещё не верю, что человек, о котором рассказывала Соня – Артур.
По её рассказам он – герой. Грубый, неотёсанный болван. Но любит её. Прощает многое. Руку не поднимал ни разу. Только если за дело. Пистолет в руки взяла. Но просто так – нет. Заботлив, привозит ей игрушки. Играет с ней.
Но я не вижу того человека в Алиеве. Это не он.
Поэтому, чтобы не сказала Соня – я не верю.
– Ты ослушалась, – его глаза прожигают во мне дыру. Недоволен. Бесится. Злится. – А я сказал сидеть тебе в комнате. Ты ведь помнишь? Защита взамен на подчинение. Ты думаешь, мне есть дело до этого ребёнка? Думаешь, что всё прощу только из-за зародыша у тебя в животе? Ничего не сделаю? Ты слишком высокого о себе мнения.
– Зачем тогда спас? – слёзы скапливаются в уголках глаз. – Ради денег? Ты - не тот человек, которому они нужны! Скажи, зачем? Почему ты не даёшь мне спокойно жить? Ты испортил всё! Похитил, трахнул, осеменил! И подставил! Из-за тебя, Артур, у меня теперь проблемы! Если бы не ты…
Голос дрожит. Надрывается. Уже не сдерживаюсь и кричу. Плачу. Плевать, что он видит слёзы, которые так не могу ему показать. Чтобы он не увидел, что сломал меня.
А он это сделал.
Все эти события.
Надломили. Так сильно, что ещё один удар. Окончательный. И мне конец. Перестану чувствовать. Жить.
– Так зачем? Не до конца отомстил? – догадываюсь сама. Если это так… Зачем женой своей делает? Больнее мне сделать хочет? А от других защищает? Самому моей беспомощностью напиться? – Так мсти. Давай. Что же ты стоишь? Куда ты ещё трахнуть меня хочешь? Анал? Или ребёнка лишить желаешь? Чтобы больнее было? Ты ведь сломать меня хочешь. Почему стоишь? Давай, я не сопротивляюсь. Или не нравится такое?
Он молчит. Венки на лбу и лицу появляются. Синие, яркие. И зубы скрипят. Делает шаг вперёд, а я отстраняюсь.
Паники не чувствую. Перегорело.
Понимаю, что захожу далеко. Но внутри что-то щёлкает. Надрывается. В один момент. Лишает всех сил бороться. Когда вижу карие глаза, в которых нет ничего. Ни жалости, ни сострадания. Только равнодушие и холод. Агрессию и злость.
– Мне всё равно. Что здесь, что за пределами этого дома… – и опять шаг назад. Короткий, шаткий. Потому что Артур наступает. В своём зверином обличии. Когда глаза искрятся уничтожающим пламенем, а руки готовятся убить. – Я везде буду жертвой. Ты меня убьёшь или кто-то другой…
Не успеваю договорить. Цепкая ладонь поднимается в воздух, но я не кричу. Стою и смотрю в его лицо, что кривится в гримасе злости. А у меня руки опускаются.
Когда понимаю, что не могу больше бороться.
Высохла.
Цепкая хватка на волосах не отрезвляет. Приносит боль. Ожидаю чего угодно – удара по лицу, в живот. Куда он может меня ударить?
Но ничего из этого не следует. Только колики на коже головы.
Потому что этот тиран и деспот тянет их назад. Нависает надо мной, приближается своим лицом к моему. Жжётся раскалённым дыханием.
– Ты. Слишком. Много. Говоришь, – чеканит жёстко прямо в лицо. Прикрываю глаза, слегка морщусь. За волосы не тянет, но держит. Находится слишком близко. Но не касается. – Противен так тебе, что сдохнуть готова? На волю хочешь? Беги.
Открываю глаза и умираю в тёмной опустошённой бездне.
Он отпускает волосы, делает шаг назад.
А я опять дышу. Вдыхаю желанный кислород. Рядом с ним не могу глотнуть воздуха.
– Что ты стоишь? – в его словах насмешка. – Я не держу.
Он говорит это специально. Показывает напряжённой рукой на дверь.
Потому что знает… Там, без его защиты, я, как уязвимый зверёк. Один неверный шаг, и я попаду в другой ад.
И если сейчас… Артур пока меня не трогает, то другим… Будет плевать, беременна я или нет.
Как Райскому.
Он загорелся только сильнее, когда узнал. Не был разочарован, что я не девственница.
– Не идёшь? – от его слов опускаю взгляд вниз. Закусываю губу и не знаю, что делать. Хочу шагнуть, выйти из этого дома. Но не могу. Прирастаю к полу. Он знает, что я этого не сделаю. И играется. – Не тупая. Понимаешь, что выход из этого дома – верная смерть. Даже мой человек может забрать тебя. В любой момент. Особенно после того, как я помашу тебе ручкой. Стоит тебе выйти за дверь этой комнаты и встретить человека, что не увидит моего покровительства над тобой – ты станешь ходячей шлюхой. Будут драть тебя без остановки. Три года. А потом убьют. Давай, иди. Ты ведь не можешь выполнить одного приказа. Сидеть на месте один вечер.
– У меня…
– Мне насрать, – обрубает. – Если ты даже не можешь послушаться. А что, если я прикажу тебе сделать что-нибудь вне дома? Опять поступишь по-своему. И сдохнешь. Один шаг не туда, Майя, и каждый человек может оказаться трупом. Ты – не исключение.
Артур не пытается меня выслушать. Разъярённо разворачивается и уходит. И снова психует. Второй раз за день.
А я сдвинуться с места не могу.
И только когда он выходит из комнаты, ударяет кулаком по стене, судя по оглушающему звуку, делаю шаг вперёд. И ещё один. Подхожу к открытой двери, так и говорящей:
«Иди. Вали отсюда»
