— Только до трамвая, — уверил доктор.
Надинька облачилась в новое платье — чудо как хороша! — закрутила перед зеркалом волосы, как обычно, как всегда, но всё же оставив завиток на шее. Нацепила туфли, натянула перчатки и взяла ридикюль.
Агаша поглядела на неё и заплакала по-настоящему.
Надинька кинулась ее утешать.
— Букет, — сквозь слёзы выговорила Агаша. — Подожди, не хватай из вазы, дай оботру! Закапаешь юбку!..
— Агашенька, голубушка, не плачь!
— Уж больно ты красивая.
— Вот увидишь, всё будет хорошо!.. Правда!..
Они вышли в коридор.
Надинька замерла.
Все соседи, предположительно разошедшиеся кто куда по случаю выходного дня и хорошей погоды, стояли каждый в своих дверях. Все Колпаковы во главе с бабусей, Ващуки, — Дуся прятала за спиной грязные руки, она с утра чистила на свадьбу картошку, спешила, а Федот был совершенно трезв и в чистой рубахе, — Фейга Наумовна и Ефим Эммануилович при полном параде.
— Здравствуйте все, — растерянно сказала Надинька.
Агаша подтолкнула её в спину, делая соседям знаки, чтобы убирались.
— Иди, иди! Господи, паспорт-то?! Паспорт взяла?
— В ридикюле.
— Ну, в добрый час, — сдержанно напутствовала бабуся Колпакова.
Агаша вышла следом за Надинькой на площадку, и они обнялись. Агаша вся дрожала.
Надинька с чувством поцеловала её, сделала реверанс и побежала вниз по лестнице, зацокали каблучки новых туфель.
Агаша перекрестила её спину и стояла, не уходила, прислушивалась.
…Съедет по перилам или нет? Всё же невеста, и платье новое…
Каблучки затихли, а потом зацокали снова, уже внизу — съехала!..
Тут Агаша заспешила.
Когда в два часа дня позвонили в дверь, всё было готово.
Столы начинались в комнате Ефима и Фейги, продолжались через Ващуков до Колпаковых.
Вокруг рояля на полу и табуретах стояли блюда и напитки, не уместившиеся на столах. На стене в коридоре флажки и длиннющий плакат «Привет молодожёнам!», немного заляпанный руками юных Колпаковых. Соседи из восьмой, шестой и двенадцатой квартир суетились на кухне, дожаривая картошку и доваривая голубцы. Папаша Мирры налаживал патефон, а мамаша устраивала за столом «особое место» для молодых — кушетка была накрыта белоснежным тюлем и обложена подушками, словно брачное ложе!..
Агаша в новом шуршащем платье вытащила из комнаты прятавшегося там доктора, махнула рукой, все высыпали в коридор, папаша с патефоном приготовился.
Трясущимися руками бабуся Колпакова подала Агаше затейливый, ещё горячий каравай на серебряном блюде — сверху солонка, как положено, — и распахнула дверь.
Патефон захрипел и грянул марш Мендельсона.
— Поздрав-ля-ем! Поздрав-ля-ем! Поздрав-ля-ем! — трижды проскандировал хор соседей, которым дирижировала Фейга.
Все кинулись, двинулись и замерли в недоумении.
— Добрый день, — сказала вежливая Мирра. — Вот и мы. А Серёжа сразу из ЗАГСа на аэродром уехал. Его отпустили только на несколько часов.
Марш Мендельсона гремел.
Соседи молчали.
— Агаша, — тонким голосом спросила Надинька, — что ты наделала?!
— Как на аэродром? — обморочным голосом переспросила Агаша. — В такой-то день?
— А что тут особенного, — неожиданно провозгласила бабуся Колпакова. — Ответственный товарищ, по делу отозван! Сейчас по всей стране большие дела идут, для них и кадры куются! Чего это все остолбенели-то?! Свадьба у нас, праздник!.. Ну, принимай, принимай каравай, молодая! Отрывай кусок за себя и за жениха! Чтоб добрая доля вышла!..
Тут все разом зашумели, заговорили, засмеялись, принялись поздравлять Надиньку, которая не знала, как отвечать, и с каждой секундой всё больше краснела и смущалась.
Мирра отобрала у папаши патефон, завела какую-то бодрую музыку, соседи из кухни стали по цепочке передавать тарелки и миски с голубцами и картошкой.
…И пошло веселье!..
Надинька — одна! — сидела на почётном месте для молодожёнов, и все так ухаживали за ней, словно она только что вернулась из полярной экспедиции. Фейга накладывала ей на тарелку лучшие куски пирога и рыбы, как будто она в этой самой экспедиции голодала!..
Потом начали потихоньку выпивать, желать невесте счастья, а отсутствующему жениху успехов в делах, и Надинька отошла, оттаяла. Перестала чувствовать себя виноватой перед всеми этими прекрасными людьми, которые устроили ей такой незабываемый праздник.
В разгар веселья патефон заиграл «Риориту». Надинька улучила минутку, когда из кухни примчалась запыхавшаяся Агаша, подсела к ней и поцеловала руку.
— Он правда должен был сразу уехать! — прошептала она няньке на ухо. — Честно! Ты прости меня, Агашенька!
Та покачала головой.
— Путаные вы все нынче, — сказала она. — В первый раз на своём веку вижу, чтоб свадьба, да без жениха! Хоть паспорт покажи, а то, может, и нет его вовсе?
— Покажу, — пообещала Надинька, — конечно! Он сказал, в декабре попроще станет, он какую-то большую работу закончит!
— Прям перед людьми неловко, — Агаша вздохнула. — Что они скажут?
— Да ничего такого они не скажут, Агаша! Посмотри, какие хорошие люди нас окружают! Ты только посмотри!
Агаша засмеялась.
— Давно ли ты их как огня боялась, по углам шарахалась?
— Ну, что было, то прошло!..
И даже танцы удалось потанцевать, сдвинув в стороны столы!
Странная это была свадьба, странная, но весёлая, и оказалось потом, что гости и невеста запомнили её на всю жизнь.
Сентябрь, 1956 год
— Где Сергей Ильич? Видел кто-нибудь?
— А разве он не в Москве?
— Да что ему там делать?! У нас самое горячее время!
— У вас это горячее время постоянно, — пробурчала молодая конструкторша, недавно принятая в бюро на работу. — Кажется, всё горячее и горячее становится! А за окнами, между прочим, давно уже осень!
Конструкторша отличалась от всех остальных сотрудников КБ, молодых, шумных, курящих, полных энтузиазма и боевого задора. Они делали великое дело — для Родины, для народа! — строили атомный ледокол, почти не спали и не ели, выполняли заказы досрочно, успевали выпускать стенгазету и сочинять в неё смешные стихи, а конструкторша делала им одолжение, приходя вовремя на работу и покидая рабочее место в ту же секунду, когда начинал звонить звонок. Она была ленинградка, кажется, дочь заведующего кафедрой в каком-то втузе, особа утончённая, посещавшая по выходным филармонию. Поговаривали, что конструкторша положила глаз на Сергея Ильича, даром что тот в опале!.. Конструкторша была красавица — полная, томная, неторопливая, причёску носила «Карла Доннер».
