(17) Так вот о том, каким образом он, граждане афинские, протянул понапрасну время и испортил все дела государства, когда вы избрали его вторично для принятия присяги, и какие возникли у меня с ним враждебные отношения из-за того, что я хотел ему мешать, – об этом вы услышите сейчас. Но вот мы вернулись обратно из этого посольства, имевшего целью принятие присяги, – того самого посольства, по которому отчет и рассматривается сейчас, – вернулись, не добившись вообще ничего ни в мелочах, ни в крупных вопросах из того, о чем было говорено и чего ожидали в то время, когда вы вели переговоры о мире; но мы еще были обмануты во всех отношениях, причем эти люди опять-таки действовали не так, как следовало, и исполняли посольские обязанности вопреки требованиям вашей псефисмы. По этой причине мы и обратились тогда в Совет. И то, о чем я собираюсь говорить, известно многим, так как помещение Совета было переполнено частными людьми. (18) Я тогда выступил и изложил Совету все как было, причем указал на виновность этих людей и перечислил все их дела, начиная с тех первых надежд, которые посулили вам Ктесифонт и Аристодем в своих докладах, а затем речи, с которыми выступал он в то время, когда у вас шли переговоры о мире, и то, до какого состояния они довели государство; я советовал также не оставлять без внимания и остальных дел, именно о фокидянах и Пилах, чтобы не попасть снова в то же положение и, цепляясь то за одни надежды и обещания, то за другие, не поставить государство в крайне опасное положение. И мне удалось убедить в этом Совет. (19) Когда же собралось Народное собрание и надо было говорить перед вами, вот этот самый Эсхин выступил первым из всех нас (во имя Зевса и всех богов, постарайтесь вместе со мной припоминать, правду ли буду я говорить: ведь это именно испортило и погубило все положение нашего государства в целом). Он не только не стал вовсе докладывать о каких-нибудь действиях посольства или подробно рассказывать о том, что́ говорилось в Совете, – хотя бы о том, возражал ли он мне, доказывая, что я говорил неправду, – но он наговорил таких речей и наобещал столько всяких благ, что в конце концов увлек всех вас. (20) Именно, он рассказал, будто перед тем, как прийти сюда, он убедил Филиппа согласиться на все полезные нашему государству меры, как в делах между амфиктионами, так и во всем остальном. При этом он подробно передал вам длинную речь, которую будто бы произнес перед Филиппом против фиванцев; он докладывал вам сущность ее и высчитывал, что благодаря его действиям в качестве посла вы через два-три дня, оставаясь дома, не отправляясь никуда в поход и не принимая на себя никаких хлопот, услышите, что Фивы сами по себе, особо от всей остальной Беотии, осаждены, (21) что Феспии и Платеи заселяются13 и что в пользу бога взыскиваются деньги не с фокидян, а с фиванцев, которые приняли было решение захватить святилище. Он сам, по его словам, доказывал Филиппу, что те, которые замыслили нечестие, повинны нисколько не менее, чем те, которые совершили его своими руками14, и что ввиду этого фиванцы объявили через глашатая денежную награду за его голову. (22) Он будто бы слышал также, что и некоторые из эвбейцев напуганы и встревожены установившейся близостью Филиппа с нашим государством, так как «для нас, граждане послы, – говорили будто бы они, – не осталось тайной, на каких условиях вы заключили мир с Филиппом, и нам не безызвестно, что вы отдали ему Амфиполь, а Филипп со своей стороны согласился отдать вам Эвбею». Эсхин говорил далее, что у него подготовлено и еще кое-что другое, но что пока он не хочет говорить об этом, так как сейчас некоторые из членов посольства питают к нему зависть. Он подразумевал Ороп15 и на него намекал этими словами. (23) Естественно, что благодаря таким речам Эсхин имел большой успех и, показав себя и отличным оратором, и замечательным человеком, сошел с большим торжеством с трибуны. Тогда встал я и заявил, что мне ничего этого не известно, и со своей стороны я пытался говорить о некоторых вещах, о которых докладывал уже Совету. Но тут подскочили ко мне вот он и Филократ, этот с одной стороны, тот с другой, стали кричать, перебивать и, наконец, поднимать на смех16. А вы смеялись и не хотели ни слушать, ни верить ничему, кроме того, что сообщил вам он. (24) И, клянусь богами, мне кажется, что с вашей стороны это было вполне естественно: конечно, кто бы, ожидая для себя столько важных преимуществ, мог допустить, чтобы кто-нибудь или доказывал вам неосуществимость этих расчетов, или осуждал их действия? Да, конечно, в то время, я думаю, все остальное отошло на второе место в сравнении с зародившимися ожиданиями и надеждами, всякие возражения представлялись пустой помехой и клеветой; зато вот их действия казались удивительно важными и полезными для государства.
(25) Так вот, для чего же я напомнил вам сейчас об этом и зачем рассказал вам об этих речах в первую очередь? – Во-первых и главным образом, граждане афинские, затем, чтобы никто из вас, когда будет слышать какие-нибудь мои рассуждения по поводу случившегося и находить их ужасными и преувеличенными, не удивлялся и не говорил: «Так что́ же ты тогда немедленно не говорил и не объяснял этого нам?» (26) Но вы попомните обещания этих людей, которые они давали при каждом удобном случае, чтобы отнять у остальных возможность возражения; попомните еще и это прекрасное его обещание, и тогда вам будет понятно, что, помимо всего прочего, этот человек совершил преступление против вас и тогда, когда помешал вам узнать истину немедленно и своевременно, обманывая вас надеждами, наглыми обманами и обещаниями. (27) Итак, вот – первое, ради чего главным образом, как я уж и сказал, я стал подробно излагать вам эти дела. А какова вторая причина, ничуть не менее важная, чем первая? – Да, я хочу, чтобы вы припомнили сначала направление его политической деятельности за время, когда он еще не был подкуплен, – настолько настороженным и недоверчивым было оно по отношению к Филиппу, – и затем внимательнее пригляделись к установившемуся вдруг после этого доверию и дружбе; (28) тогда, если действительно сбылось все то, о чем докладывал вам он, и если сделанное им действительно имело благоприятный исход, вы убедитесь, что дела велись по правде и на пользу для государства; если же все произошло совершенно не так, как говорил он, и к тому же приносит нашему государству большой позор и великие опасности, вы будете знать, что причиной происшедшей с ним перемены было его корыстолюбие, так как за деньги он продал правду.
(29) Теперь, поскольку мне пришлось заговорить об этих делах, я в первую очередь хочу рассказать о том, каким образом они выхватили у вас из рук дела с фокидянами. Но пусть никто из вас, граждане судьи, если увидит всю важность предмета, не подумает, что мои обвинения и приписываемые мною этому человеку злодеяния слишком велики в сравнении со сложившимся о нем представлением, но смотрите на дело так, что, кого бы вы ни поставили на это место и кому бы ни дали полномочий в наступивших обстоятельствах, всякий такой человек причинил бы такие же несчастья, как и он, если бы только пожелал, подобно ему, нанявшись на службу, обманывать и морочить вас. (30) Действительно, если в общественных делах вы часто пользуетесь услугами людей незначительных, то это не значит, чтобы были незначительны также и дела, которые почетно возлагаются на наше государство остальными людьми. Ничуть не бывало! Так вот, хотя фокидян погубил, конечно, Филипп, но поспособствовали ему вот они. Стало быть, надо сосредоточить внимание именно на том, эти ли люди умышленно погубили и расстроили все зависевшие от посольства меры по спасению фокидян, а не на том, он ли один сам по себе погубил фокидян. Каким же образом?
