Часовые двух соседних групп вовремя обнаружили приближение немцев, отряд был поднят по тревоге и три группы – одна по центру, а две с флангов – первыми атаковали врага. Бой был коротким. Из 32 человек уцелело только трое карателей, которые, бросив оружие и пилотки, сумели скрыться. Нашими трофеями стали оружие, документы и топографические карты, дневники и награды немецких вояк. Выяснилась интересная деталь в формировании карательного отряда: он состоял из четырех групп, во главе каждой стоял немец, а из остальных семерых человек два-три было немцев, а остальные – власовцы и полицаи.
На взятых картах мы обнаружили место высадки нашего отряда, а также, хотя и неточный, наш маршрут до последних дней. На них же были сделаны пометки о расположении карательных отрядов и немецких гарнизонов в близлежащих населенных пунктах. Карты были выполнены тщательно, все пункты имели названия на немецком и русском языках. Вооружение тоже было неплохим – отряд имел пулеметы, автоматы и несколько винтовок. Чувствовалась немецкая педантичность во всем – от укомплектования личного состава до вооружения и снабжения. Кажется, все было предусмотрено – и вдруг полный разгром.
С нашей стороны в этом бою был ранен только один человек – командир группы Косткин. Ранение было в руку, не очень тяжелое.
Позднее, когда наш отряд направлялся на выход в советский тыл, из бесед с местными жителями мы узнали, что сбежавшие каратели рассказывали о каком-то необычном партизанском отряде, в котором большинство партизан ведет бой, сидя на деревьях. Количество бойцов в нашем отряде во много раз преувеличивалось, назывались цифры 160, 200, а то и больше. Нас же было всего 40 человек. С одной стороны, хорошо, что про наш отряд среди оккупантов распространилась такая молва. С другой стороны, нам теперь нужно быть вдвойне осторожными и готовиться к тому, что в следующих боях мы встретимся с более крупными силами противника.
Учитывая все это, командование отряда приняло решение перейти в леса, находящиеся южнее железной дороги Новгород – Батецкая.
Тепло человеческое
Отряд в полном составе двинулся в путь. Идти стало гораздо тяжелее, так как снегу навалило уже порядочно. Каждые 100–150 метров приходилось менять впереди идущих, чтобы дать им отдохнуть.
С едой в отряде стало совсем плохо, продукты кончились, а на наши запросы выслать самолеты с боеприпасами и продуктами с Большой земли отвечали, что погода нелетная. Мы стали питаться, как бывало и раньше, отваром из березовой коры, липовыми почками. На болотистых местах разгребали снег в надежде найти клюкву. Колонна отряда растягивалась в походе на значительные расстояния, и по ней время от времени передавалась команда Алексея Ивановича:
– Внимание, липовые почки!
Все наламывали себе по венику липовых веток и прямо на ходу обгрызали с них почки. Это на какое-то время заглушало чувство голода, но потом все равно опять мучительно хотелось есть. А погода никак не улучшалась. Иван Цветков по нескольку раз в сутки связывался со штабом, но все напрасно, велели ждать летной погоды.
Соблюдая все меры предосторожности, по возможности запутывая следы, применяя иногда минирование тропы, мы благополучно 5 декабря прошли в лес около деревни Стегачево. На опушке леса обнаружили свежезаготовленные дрова и рядом сетку с сеном для лошади. Свежие следы говорили о том, что сюда недавно приезжали и, наверное, приедут еще раз. Посовещавшись, командование отряда решило оставить в засаде мою группу с тем, чтобы взять лошадь, а остальные продолжат путь. С нами остался старшина отряда Павел Мамонтов.
Ждать пришлось недолго. За дровами на лошади приехали мужчина и женщина. Но как только мы стали подходить к ним, чтобы поговорить, объяснить положение отряда, мужчина запрыгнул в сани и пустил лошадь галопом. На наши команды остановиться он только нахлестывал лошадь. Мы подошли к женщине, стали спрашивать, что это за мужчина. Вот тут-то и выяснилось, что он дезертировал из Красной Армии и сейчас служил в полиции. Женщина была напугана, начала плакать, говорила, что в деревне немцев нет и она готова дать нам немного хлеба, картошки, огурцов.
Я сразу же предложил пойти в деревню. Мамонтов колебался. Его нерешительность можно было понять: хотя в Стегачево, по заверениям женщины, немцев не было, но несколько полицаев из укрытия легко могли перестрелять всю группу, тем более днем, так как подходы к деревне были совершенно открытыми. Лес, правда, подходил близко к деревне, но снегу было много, идти по опушке тяжело.
Решили сделать так: я с тремя бойцами пойду в деревню, постараюсь добыть лошадь и немного хлеба. У ребят спросили, кто пойдет со мной в деревню. На меня все посмотрели с нескрываемой обидой и сказали, что все пойдут. Ничего не оставалось, как самому отобрать троих. Это были Леша Рыжов, Тима Лобачев и Петя Раецкий.
От леса до окраины деревни было всего километра полтора, но нам этот путь показался очень длинным. Автоматы держали наготове. Но все было спокойно, видимо, женщина сказала правду. Подойдя к деревне, мы увидели, что в стенах крайнего сарая проделаны свежие бойницы. Однако сарай оказался пустым. В окнах противоположных домов мелькали чьи-то лица. Подошли к одному из окон и Рыжов крикнул:
– Где дом старосты?
Ему ответили. Мы прошли по деревне к дому старосты. Двери были заперты изнутри. На наш стук отозвался женский голос:
– Кто здесь?
– Партизаны!
Дверь открыла женщина средних лет. На вопрос, где муж, она ответила:
– Он уехал.
– Куда?
– Не знаю.
– Когда?
Ответа не последовало. Было ясно, что староста с полицаем отправились в Кшентицы за подмогой, где, по нашим данным, находился крупный карательный отряд.
Мы выяснили, что у старосты имеется корова, овцы, поросята, куры. Но это нам не подходило. Тима Лобачев вспомнил, что, когда мы шли по деревне, поперек улицы проезжал воз с драночными корзинами. Тогда мы пошли на улицу, осмотрели следы, поняли, куда свернул этот воз, а затем обнаружили и его. Оказывается, в деревню торговать корзинами приехал какой-то предприимчивый частник, а лошадь за определенную мзду одолжил в немецкой комендатуре.
Взяв эту лошадь, а также несколько буханок хлеба у старосты, мы быстро начали отходить к лесу. Только успели подойти к опушке, как застрекотали пулеметы – не иначе как староста с полицаем вернулись с подмогой. Но они опоздали: мы уже углубились в лес.
Женщина, которая осталась на опушке леса с нашими бойцами, рассказала, что у нее на фронте муж и сын. Заметив, что один из партизан был без рукавиц, она сняла со своих рук шерстяные варежки и протянула ему:
– На, родной, возьми мои дянки, они теплые.
Боец сначала смущался, отказывался, но потом принял подарок и горячо поблагодарил. Мамонтов проинструктировал женщину, как себя вести и что говорить карателям, когда ее будут допрашивать, и мы разошлись. Она пошла к своей деревне, а мы – догонять свой отряд.