Ладно, наласкаюсь позже, пока нужны экстренные и максимально убойные меры.
– Как же я тебя отпущу-то, такую голодную, Лен? – бесцеремонно сунул руку под тонкий хлопок ее трусиков, мигом находя пальцами волшебную красную кнопку, запускающую необратимый взрыв. Мою девочку мгновенно в спине прогнуло с тихим вскриком, и я едва успел поддержать ее, чтобы не ударилась о столешницу затылком и лопатками, и так отмеченными синяками.
– Вот так, маленькая моя, – торжествующе проворчал, торопливо опускаясь на колени и отодвигая со своего пути трикотаж. Раз лизнул мягкие складочки и обдул, скалясь от Лениной реакции. Пятками мне в плечи явно ни грамма неосознанно уперлась, взбрыкнула, замычала, зажав себе рот ладонью. И потекла. Мигом. Прямо на глазах у меня увлажняясь. А как запахла! Бля-я-я, мне бы продержаться. Что же ты за отрава-наркота вкусная, что меня с первого глотка так вставляет, что от лишнего вздоха кончить готов. – Помнишь, Лена? – прохрипел и поцеловал жестко, глубоко, как хотел бы сейчас в ее губы. – Помнишь, маленькая? М?
Еще как помнишь. Я вон еще и не начал, а моя Лена уже поплыла: одурманенным взглядом шарит, рот себе обеими ладонями зажимает, а бедра вскидывает, шире открывается, каждым движением умоляет. Я мучить не буду, девочка. Я твой голод утолять так буду, что ошалеешь от сытости. Я ведь и сам еще голодней тебя. По тебе.
Поднырнул лапами под ее ягодицы, сжал, приподнял, раскрывая по максимуму, и врезался ртом в ароматную мякоть, кайфуя от того, как по подбородку ручьем. Как самого шибает от макушки и до яиц от каждой судороги и задушенного вскрика. И ни хрена не наелся, не нахлебался всласть, ведь кончила моя инопланетянка почти моментально.
Морду прямо-таки перекосило от жесткого предвкушения, и я поднялся на ноги и оглянулся на чужой кухне. Ну что, мразь ты, руки распускающая, теперь тебе каждый день жрать за тем столом, где я твою жену кончить заставил. Если я тебе еще жить позволю. И не твоя она больше. Присваиваю. И пойдем-ка мы все тут пометим. Напоследок. Мелочно и ни хрена не цивилизованно? Да клал я!
– Пойдем, маленькая, – потянул я еще вздрагивающую Лену со стола. Мне спальня нужна, точнее, кровать. Не хрен тебе остывать и думать начинать. А то начнется опять «нет, нельзя, уходи».
Глава 14
– Миш, стой, остановись! – зашептала, пока он нес меня по коридору к спальне. Ему же тяжело и больно наверняка. Да и уму непостижимо, он что хочет… – Нет! Мы не можем… Ни за что!
С момента его шокирующего появления на моем пороге я будто в иную реальность выпала. Потому что в моей нормальной абсолютно невозможно было представить происходящего. Начиная с той ночи и последствий вырвавшегося как будто из незнакомки «я хочу!» Случайный любовник нашел меня, явился, чтобы предъявить права, требовал уйти с ним. Обласкал так, что способность к соображению и сопротивлению испарилась бесследно, и намерен поиметь в нашей с Сергеем спальне. Прямо на супружеской постели, что в последнее время стала отвратительной западней. А я не в силах ему помешать. Я еще могу говорить «нет», но не сопротивляться. Почему? Потому что я хочу хотеть сопротивляться. Я должна этого хотеть. Но не хочу на самом деле. А чего же я хочу?
– Мы можем все, маленькая, – ухмыльнулся мой захватчик и искуситель, усадил меня на край кровати и невесомо, нежнее нежного провел кончиками пальцев по скуле с синяком. – Вот так, тихонечко.
У меня защипало в глазах. Вот как так? Он, считай, плевать хотел на мои возражения, по факту акт насилия происходит, а при этом обращается со мной будто я рассыпаться могу от резкого вдоха. Уставилась на Михаила, который торопливо сбросил пиджак и стянул рубашку через голову прямо, не расстегивая, неотрывно поглощая меня взглядом настолько интенсивно вожделеющим, что я одновременно желала съежиться, защититься от такой ураганной силы и открыться ей навстречу, сгорая от нетерпения дать прокатиться по себе. Не могу сказать, что той первой ночью я рассмотрела его как следует. Господи, рохля и бестолочь подслеповатая, я и наличие у него протеза только утром обнаружила! Из нее я вынесла в основном одни взрывавшие разум ощущения, от которых никак не выходило спрятаться в том аду, где теперь пребывала. Ведь они еще больше обостряли его восприятие, напоминая, что ничего хорошего мне уже не светит. А настолько хорошего, как с Михаилом, и подавно. Так что лучше вообще из памяти стереть, чтобы не рехнуться и не заниматься самоистязанием. Но вот он, мужчина-разрушение, ворвался из ниоткуда опять в мою мрачную реальность и принес с собой все эти взрывающие сознание ощущения. Не спросил, готова ли их принять. Никакого свободного выбора. А я разве против? Протестую, да. Ведь знаю, что восстановиться, вернуть себя прежнюю после него невозможно. Но это только слова, пустой звук.
– Что же мы творим, – пробормотала, не в силах оторвать глаз от раздевающегося мужчины. От его мускулистого, но совсем не чрезмерно, тела. Гладкая кожа, под которой скрыта затаившаяся мощь. Истинная, не выпячиваемая. Как у дикого зверя, хищника, что не использует ее для того, чтобы запугивать, подавлять или красоваться. Нет, исключительно по прямому назначению. Атаковать и одержать победу. Мгновенную и безусловную. У меня внутри все мелко дрожало от предвкушения ощутить его на себе. В себе. Ощутить то, что он мог мне дать.
– Ну же, Лен, – Михаил рванул ремень, но снимать брюки совсем не стал. Стесняется своего увечья? – Горю весь, маленькая.
Он буквально рухнул на постель рядом со мной на спину и взбрыкнул, спуская штаны вместе с боксерами и освобождая себя. Торопливыми, но не суетливыми движениями принялся раскатывать по стволу латекс. Я судорожно втянула воздух и резко запрокинула голову, избегая пялиться на упруго выскочившую и шлепнувшую по его животу массивную мужскую плоть, упаковываемую в защиту. Хотя и краткого взгляда вскользь хватило для насыщенного сладкой болью напоминания, как Михаил ощущался во мне. Каким шоком было его первое проникновение на берегу. И насколько наполненной чувствовала себя и позже. Чувствовала даже тогда, когда Михаила не было давно рядом.
– Лен-Лен, маленькая моя, ну давай же. – Михаил не позволил мне избегать на него смотреть. Схватил за запястье и мягко, но настойчиво потянул на себя, разворачивая. – Иди ко мне. Боюсь помять тебя сейчас, девочка. А терпеть сил нет никаких уже. Сама, Лен, сама.
Он не заставлял. Не давил. Нет. Но было что-то в его голосе. Во взгляде. В прикосновениях. В дыхании. Нужда. Живая, жгучая, опять до такой степени заражающая, что об отказе и мысли не родилось. Он хотел взять у меня то, что я не менее отчаянно желала ему отдать. Освободила из его захвата руку только для того, чтобы подняться и избавиться от своего белья. Встала на колени между его раздвинутыми ногами на край кровати. И уставилась на него уже без стыда, без собственной трусости увидеть, запечатлеть всего в памяти. Резковатые, поразившие меня еще той ночью своей чисто мужской лаконичностью черты лица. Глаза серые, цвета льда вроде, но при этом обжигают, сверкая из-под чуть опущенных в крайнем возбуждении век. В этом его поглощающем, требующем всю меня взгляде хочется купаться бесконечно. Четкий контур его рта, что умел вытворять вещи, мне прежде неведомые, бесстыдные и восхитительные. Широкие плечи, за которые я цеплялась, ища опоры в чувственном шторме. Негустая поросль темных волос на мощной груди, становящаяся узкой дорожкой соблазнения на поджаром животе. Раскинувшийся передо мной грозный хищник, весь подрагивающий и бурно хватающий воздух в предвкушении.
