Проснулась от солнечного света, льющегося из окна. Не открывая глаз, затаилась, припоминая все вчерашние события. Я ушла от Сергея. К другому мужчине. Нет. Не так. Другой мужчина забрал меня у мужа, судя по всему, нанеся немалый вред его здоровью перед этим. Что я испытываю по этому поводу? Стыдно мне? Нет. Страшно? Есть немного. Радостно? Еще не поняла. Хорошо? Еще как! Да я еще и не шевелилась, но чувствовала самое восхитительное за свою жизнь – измождение и сладкую боль истерзанного наслаждением тела. Это лучше всего, что испытала. Настолько, что прости меня господи, я даже о том, что сына оставила у Марины и как он там, маленький мой, не первым делом подумала. Видно, права в чем-то была моя свекровь. Плохая я мать. Но, с другой стороны, я же знаю, что у Марины он в порядке. Там хотя бы спокойно. А здесь и сейчас у меня – нет и слишком еще все непонятно.
Осторожно развернулась в опутавших меня объятиях Михаила, поворачиваясь к нему. Хотелось в туалет, да и помыться бы не помешало, но так захотелось посмотреть на него уже в дневном свете, убеждаясь, что это не какое-то наваждение ночное, которое развеется с первыми лучами солнца.
Скользнула взглядом снизу вверх по его жесткому, чуть заросшему за ночь золотистой щетиной подбородку к потрескавшимся немного от нашей неумеренности губам. Вон точка запекшейся крови, которой я не помню с вечера. Я его укусить умудрилась в момент сексуального безумия? Вполне вероятно, ведь доводил до того, что себя ничуть не контролировала. Посмотрела на крупный, когда-то наверняка практически аристократический нос, с очевидной ломаной горбинкой теперь.
Остановилась глазами на его лбе с довольно глубокими продольными морщинами. Сколько ему лет? Около сорока? Вот же причудливо все у нас. Друг о друге даже таких простых вещей не знаем… хотя это я не знаю, он-то, похоже, очень даже владеет информацией. Кто он в принципе?
– Надумывать только ничего не надо, маленькая, – не открывая глаз, хрипло сказал Миша, чуть испугав даже. Ведь и в лице не изменился, выдавая, что уже не спит. – Хочешь что знать – спрашивай, Лен.
Вот откуда узнал? Впрочем, это же логично при нашем положении вещей.
– Кто ты, Миша?
– Мужик, что втрескался в тебя, судя по всему, с первого же взгляда, – буркнул он и притянул поближе, толкнувшись в живот наливающимся членом. – Вот как увидел в машине посреди грязной ямины зареванную, так и влетел, причем наглухо.
– Я серьезно, Миш.
– Так и я, Лен. Влюбиться – для мужика в моем возрасте это дело нешуточное. Особенно в до фига шуструю инопланетянку, что сбежала с первыми лучами рассвета, оставляя меня голым и все еще голодным.
– Прости за это, я думала, Сергей это… – начала я оправдываться, но он накрыл мои губы пальцами, останавливая, и вдруг перевернулся, укладывая поверх себя.
– Брось, зато вышло незабываемое утро. Такого у меня точно не было. Ни утра такого, ни женщины такой, как ты. – Он поцеловал меня в висок, а я приподнялась на локтях, чтобы видеть его лицо. – А насчет кто я по жизни… Бывший сотрудник органов в звании капитана, отправленный в отставку, сама понимаешь почему.
– Как… как это случилось?
– Ногу потерял? Да обычно. Взрыв – и все дела. Оказался везучий, потому что выжил.
– Это хорошо, что ты везучий. – Я потянулась к его губам, и он с готовностью меня встретил на полпути. – Господи, как же и правда хорошо.
Внезапно я осознала это со всей невыносимой остротой. Что бы я делала, если бы его не случилось в моей жизни? Пусть и был он в ней всего ничего, едва заглянул, но представить, что не было бы этого всего по-настоящему – страшно. Ведь, едва заглянув, перевернул все вверх дном, вырвав уже из удушающего болота.
– Что еще тебе рассказать, инопланетянка моя? – прервав поцелуй, но не перестав оглаживать и нежно сжимать меня от ягодиц до плеч и обратно спросил Миша. – Годков мне тридцать три, не первой свежести, но еще ого-го. Женат не был, по тюрьмам не сидел, долгов не имею, характер стойкий, нордический, но не истинный ариец.
Пальцы его руки в очередной раз спустившись к моим ягодицам, скользнули между ними и мягко пробрались между моими натруженными за ночь складочками, находя там однако все влажным, хоть и немного болезненным.
– Заездил тебя, да, маленькая? – резко охрипнув, пробормотал Михаил, и меня стало почти подбрасывать на его широкой груди от враз участившегося дыхания, а в его глазах с ходу заполыхало серое жаркое пламя, мигом поджигая и меня. – Прости мерзавца озабоченного, просто ну никак мне было не остановиться. Я и сейчас… – Он нежно погрузил пальцы чуть глубже, посылая по моему телу волну покорного предвкушения, а волосы загреб второй рукой и потянул, вынуждая подставить его рту шею. – Мм-м-м… сдохнуть же можно, какая ты там, Лен… Какая вся… Трону только – и съезжаю башкой… Моя… Моя? В тебе сдохнуть… Хочу…
– Корнилов, я дома! – ворвался в безвоздушное полыхающее пространство нашей страсти звонкий женский голос. – Корнило-о-о-ов, ау-у-у! Чё это за барахло у нас в прихожке?
Михаил перевернулся моментально, снимая, почти сбрасывая меня с себя, и резко сел.
– Не вхо… – только и успел он начать, как в распахнутых настежь дверях спальни появилась худенькая рыжая девушка. – Лизка, блин!
Она уставилась на нас сначала недоуменно, после – потрясенно, ее огромные глазищи раскрывались все шире, словно суть увиденного доходила не сразу.
– Да выйди ты! – рявкнул Михаил, порывисто накрыв меня с головой и прикрывая свой пах, одновременно торопливо потянувшись куда-то вниз с кровати.
– Корнилов… Миш… за что? – дрогнувшим голосом спросила девушка. – Я же тебе себя… сама… Я же тебя… Гад!!!
– А ну стоять! – громыхнул Михаил уже почти страшно. – А ну прекрати эту херню! Сказал тебе же!
– Почему? Почему не я, Корнилов?
Девушка уже была явно почти в истерике, а Михаил сорвался с постели, оказавшись уже в трусах, и уволок ее из комнаты, захлопнув дверь.
Я, ошалевшая, села на кровати, заозиралась в поисках своей одежды, мигом начав себя ощущать неуместной тут. Стыдоба-то какая! Кто это? Его девушка бывшая? Бывшая ли, если у нее ключи есть? ” У нас в прихожке». Так не говорят о чужом доме. Или у него таких не одна? «Женат не был», – вспомнилось мне. Но состоит ли в отношениях? По здравому размышлению, конечно, состоит или состоял. Взрослый свободный мужчина с таким зверским темпераментом не может быть одинок. Даже недолго. Свободный ли? Но зачем тогда ему я? От дикого прилива нервозности даже затошнило и захотелось исчезнуть, провалиться сквозь пол. Как же я так влипла? Что со мной теперь?
