– Это плохое место, Роб. Мы не готовы туда идти. Ника еще слаба, Старик только на ноги встал. Мы не справимся там. Нет смысла, – спокойно сказал он.
– Что происходит? – спросил Илья, подошедший сзади. Разъяренный Роб его не заметил. При нем и троих вооруженных сталкерах нарываться не хотелось.
– Ведем дебаты по поводу охоты на мутанта, который тут у вас порезвился, – процедил наемник.
– Погоди до завтра, – попросил Илья. – У нас в медчасти сталкер с пулевым. Нужно подлатать.
Наемник воспользовался этим поводом, чтобы выйти из затруднительной ситуации. Не очень-то постреляешь в этих уродов здесь, в лагере. Но как только найдут мутанта и девку, он пришьет каждого, это точно. Особенно Артема. Этот гад идейный идет с ним только чтобы не допустить распространение Зоны. На него у Роба ничего нет, и заставить его делать что нужно нет никакой возможности. Помогает, пока сам хочет. Как только поменяет мнение – пустит пулю в спину. Впрочем, в спину вряд ли, не в его стиле. Скорее, в лоб постарается, да только Роб его опередит.
* * *
В четверг утром Роб со своей группой наконец-то отправился в погоню. По «тоннелю» до Царицынского парка, оттуда три километра пешком до Котляковского кладбища. Моросил противный дождь, тучи висели низко. Воняло разлагающейся плотью, хотя мутанты почти отсутствовали. Один раз прилетели орлы, но Роб вовремя заметил их. Орлы в Зоне – птица редкая. Слишком крупные для дневных хищников, весят больше десяти килограммов. Видно их издалека, охотятся поодиночке или небольшими группками – вот и не находят в Зоне достаточно питания. Да и гнезда их постоянно разоряют коты-телепаты и летучие мыши. Группа укрылась под деревьями, благо их в этом районе предостаточно. Оттуда Роб снял одного пернатого из своей винтовки. Второй улетел сам.
Роб вел группу к кладбищу знакомыми дорожками. Именно знакомыми. Здесь он провел детство и юность, здесь случилась с ним первая любовь, и отсюда началась его, такая непростая, жизнь киллера. Больше двух десятков лет не был он в этих краях, и сейчас его охватило некое щемящее чувство, которое люди истерические называют ностальгией. Роб, конечно, никакой ностальгии не испытывал, но все же вспомнились ему школьные годы и девочка Маришка в легком платье. Как ездил он на велосипеде вокруг ее дома, а она стояла возле окна и махала рукой. И первый поцелуй, и запах ее волос. Как катались в Царицыне на лодке, и он греб, сняв майку, а она любовалась его торсом, хоть и не отличался он никогда накачанностью мышц. Как прислонила она свои розовые босые стопочки к его ноге и смеялась тому, что так мала ее ножка. Водила кругленькими пальчиками по его стопе. Любила, и он ее любил.
После школы он поступил в медицинский, она на исторический. Хотела стать учительницей. Вот здесь, совсем недалеко, он сделал ей предложение, а она заплакала. Сказала, от счастья. Но ее отец – важная шишка – не разрешил выходить замуж, пока Роб не начнет работать. А сколько врач учится – все знают. Не нравился он ее родителям. Надеялись – не дождется Маришка, выскочит за другого. Не на ту напали. Дождалась. С первой зарплаты он купил ей колечко с малюсеньким бриллиантиком. На камушек побольше денег не хватило, но Маришка так от счастья светилась, как будто он ей «Куллинан» на палец надел.
Тем вечером он повел ее в ресторан. Дата свадьбы была уже назначена, они засиделись, обсуждая будущую жизнь. Стемнело, а у него не осталось денег на такси. Впрочем, там идти недалеко – рукой подать. Шли пешком, хохоча и целуясь. Пьяные пацаны заступили им дорогу. Он по голове бутылкой получил, а Маришка «розочкой» по горлу. «Розочку» они Робу в руку вложили. Так их и нашла полиция. Родители Маришкины настояли на суровом приговоре, а он не хотел защищаться. Да он не то что защищаться – он жить не хотел. Отмотал за убийство по полной. Вышел, долго искал тех парней, нашел и всех положил. А потом к Маришкиному отцу пошел, рассказал ему все и фотографии убитых гадов предъявил. Сам не знает, зачем это сделал. Этот самый отец и приспособил его к работе киллером.
Сначала он часто к ней на кладбище ходил, почти каждую неделю. Цветы носил, следил, чтоб всегда на могиле свежие были. Летом набирал ромашек: любила она простые белые цветочки. А потом все реже и реже, по делам уезжал надолго, много работал за границей, случались другие женщины, и забылось, стерлось, как будто и не с ним это все произошло.
И вот сейчас, проходя знакомыми улочками, он все больше и больше чувствовал, что возвращается в прошлое. А ведь похоронена Маришка на этом самом Котляковском кладбище.
* * *
Ника не брала след. Они обошли кладбище по периметру, и ничего. Обошли еще раз – с тем же результатом.
– Что с собакой? – бросил Роб Сержу. – Их видели на кладбище. Внутри «тоннелей» нет, значит, должны были пройти где-то здесь.
– Если проходили, она след взяла бы. Может, ошиблись твои информаторы? – откликнулся Серж.
– Нет тут никого. Место плохое, уходить надо, – проворчал Старик.
Роб выматерился. Может, и ошиблись, а может, сука не в форме. Он решил сделать еще круг. Шли медленно, то и дело останавливаясь, давая собаке передохнуть и понюхать вещи беглецов.
С каждым кругом Ника вела себя все более странно. Дергала то в одну сторону, то в другую. То прямо через ограду на кладбище рвалась, то, наоборот, отбегала прочь и испуганно таращилась на людей. Баба есть баба, дура. И может сделать дело, а поганый ее характер мешает. На четвертом круге она как-то нерешительно повела внутрь.
Прошли мимо магазинчика, где Роб покупал Маришке цветы на могилу и красные ленты. Любил ими букет обвязать, красиво получалось. Ника повела дальше, к небольшой церквушке рядом. Здесь поначалу Роб молился о прощении грехов. Про себя, конечно, в уме. Собака покрутилась и побежала в глубь кладбища по знакомой ему дорожке. Вдруг она уселась, высунув язык. Как ни толкал ее Серж, с места она не сдвинулась.
А место между тем было не из приятных. Повсеместно памятники и кресты были повалены вперемежку с упавшими деревьями. В некоторых местах образовались завалы. Разверстые могилы поросли травой и крапивой. Впрочем, попадались ямы, где почва была разрыта недавно. Глинистая земля под дождем быстро превратилась в склизкую кашу, сползая с краев могил внутрь, к торчащим обломкам досок. Рядом с ними вырванная с мясом крышка гроба щетинилась ржавыми гвоздями.
Далеко впереди, на дороге, показались три шатающиеся фигуры. Серж заметил это.
– Мне бы оружие, – попросил он.
Роб не ответил. Сейчас они находились в центре кладбища, на перекрестке основной дороги, идущей от церкви, и одной из поперечных дорог. Из-за покосившегося памятника донесся шорох. Роб дал очередь на звук. Что-то завизжало и шлепнулось, и тут же из-за завалов вышли двое зомби. Роб оглянулся. Сзади подступали еще четверо. Их брали в кольцо.
– Надо назад прорываться, – тихо сказал Старик, снимая автомат с плеча. – Там аномалий на дороге нет.
Но назад не получилось. Сзади, в двух шагах от них, затрещало и, как в замедленном кино, плавно повалилось дерево, подняв облако пыли и отрезав путь назад. Старик бросил гайки на дорогу слева. Чисто.
