– Трудно обойтись без драматизма, когда тебе швыряют кинжал в голову, а потом режут шею, – парировал он, держа меня на удивление мягко по сравнению с его жестким тоном.
– Ты загораживал мне путь.
– Правда? И поэтому ты пыталась перерезать мне горло? – Его золотистые глаза блеснули под густыми ресницами.
– Всего лишь проколола кожу, – поправила я. – Потому что ты держал меня и не отпускал. Видимо, это тебя ничему не научило.
– На самом деле я много чему научился, принцесса. Вот почему твои руки и твой кинжал далеко от моей шеи. – В качестве напоминания он погладил большим пальцем мое запястье, и я судорожно сжала рукоятку. – Но если ты уберешь кинжал, то я позволю твоим рукам подобраться к другим местам.
Я чуть не задохнулась. Неужели он не понимает, кому это говорит? Или у меня такой обычный голос, что он меня так и не узнал? Но если он до сих пор не понял, то у меня по-прежнему есть преимущество. Небольшое, но все же.
– Как великодушно, – резко ответила я.
– Когда ты узнаешь меня получше, то поймешь, что я могу быть очень великодушным.
– У меня нет ни малейшего намерения узнавать тебя получше.
– То есть у тебя просто такая привычка пробираться в комнаты к молодым людям и соблазнять их, а потом сбегать?
– Что? – ахнула я. – Соблазнять?
– А разве не так ты со мной поступила, принцесса?
Его большой палец опять неспешно погладил внутреннюю сторону моего запястья.
– Ты смешон! – бросила я.
– Я заинтригован.
Застонав, я дернула руки, а он в ответ усмехнулся. Его глаза были как озера теплого меда.
– Почему ты меня держишь?
– Что ж, помимо твоего неравнодушия к моему лицу и моей шее, ты находишься там, где тебе быть не положено. Это моя работа – задержать тебя и допросить.
– Ты именно так допрашиваешь на Валу тех, кого не узнал? – с вызовом поинтересовалась я. – Что за странный метод допроса.
– Только хорошеньких леди со стройными голыми ножками. – Он наклонился вперед, и когда я сделала очередной вдох, моя грудь коснулась его груди. – Что ты здесь делаешь во время нападения Жаждущих?
– Наслаждаюсь расслабляющей вечерней прогулкой, – огрызнулась я.
Один уголок его губ изогнулся – на той стороне, где нет ямочки.
– Что ты здесь делала, принцесса? – повторил он.
– А на что похоже то, что я делала?
– На первый взгляд – что-то невероятно глупое и безрассудное.
– Прошу прощения? – недоверчиво произнесла я. – Что безрассудного в том, чтобы убивать Жаждущих и…
– Я что-то не знаю о новой политике набора рекрутов? О том, что на Вал теперь берут полуодетых леди в плащах? Мы так отчаянно нуждаемся в защите?
В моей крови как пожар вспыхнул гнев.
– Отчаянно? Почему мое присутствие на Валу – это знак отчаяния, когда я, как ты видел, умею стрелять из лука? О, погоди, это потому что у меня есть грудь?
– Я знал женщин с не такой прекрасной грудью, которые могли зарубить человека в мгновение ока. Но здесь, в Масадонии, таких нет.
Мне хотелось бы знать, где живут такие удивительные женщины… погодите-ка. С не такой прекрасной грудью?
– Ты очень умелая, – продолжал он, и мое внимание вернулось к нему. – Не только со стрелами. Кто учил тебя сражаться и применять кинжал?
Я закрыла рот на замок, отказываясь отвечать.
– Бьюсь об заклад, тот же человек, что дал тебе этот клинок. – Он помолчал. – Кто бы тебя ни тренировал, плохо, что он не научил тебя, как избежать плена. Ну, плохо для тебя.
Во мне опять вспыхнул гнев, затмевая разум. Я вскинула колено вверх, целясь в самую чувствительную часть его тела – ту, которая каким-то образом делала его более пригодным для боя, чем я.
Хоук почувствовал движение и блокировал мое колено бедром.
– Ты такая неистовая. – Он сделал паузу. – Кажется, мне это нравится.
– Отпусти! – возмутилась я.
– Чтобы ты меня пнула или ударила кинжалом? – Он втиснул свою ногу между моими, чтобы на будущее предотвратить любой пинок. – Мы это уже проходили, принцесса. И не раз.
Я оторвала бедра от стены и попыталась оттолкнуть его, но только прижалась своим самым чувствительным местом к его твердому бедру. От трения меня внезапно затопило такой волной жара, словно ударило молнией. Резко втянув воздух, я замерла.
Хоук тоже застыл, прислонившись ко мне. Его большое тело было напряжено, грудь вздымалась и опадала рядом с моей. Что… что происходит? Я чувствовала жар, несмотря на то, что мы находились высоко и стояли на холодном ночном ветру. Казалось, моя кожа гудит, а по всему телу танцует приятная энергия, пульсирующий жар, сменивший болезненный холод.
Прошло несколько слишком долгих мгновений, и наконец Хоук произнес:
– Я вернулся к тебе той ночью.
Шум внизу начал стихать. В любой момент сюда может кто-нибудь подняться, но я была невероятно безрассудна и глупа, позволив глазам закрыться, и его слова крутились в моей голове.
Он тогда вернулся.
– Я же сказал, что вернусь. Я пришел, а тебя не было, – продолжал он. – А ты обещала, принцесса.
Я ощутила легкий укол вины. Оттого ли, что лгала ему, или оттого, что швырнула ему в лицо кинжал? Наверное, верны обе причины.
– Я… я не могла.
– Не могла? – Он опять заговорил тихо, его голос стал более низким и хриплым. – А мне кажется, если ты чего-то очень хочешь, то тебя ничто не остановит.
Я рассмеялась, горько и хрипло.
– Ты ничего не знаешь.
– Может быть.
Он отпустил мое предплечье и, прежде чем я поняла, что он задумал, его рука скользнула под мой капюшон. Его холодные пальцы дотронулись до неповрежденной кожи на моей правой щеке. Я ахнула от прикосновения и попыталась отстраниться, но деваться здесь было некуда.
– А может быть, я знаю больше, чем ты думаешь.
По моей коже поползли мурашки от тревоги.
Хоук наклонил голову и прижался щекой к левой стороне моего капюшона.
– Ты правда думаешь, что я не знаю, кто ты?
Все мышцы в моем теле напряглись, а во рту пересохло.
– Тебе нечего на это сказать? – Он помолчал и добавил едва слышным шепотом: – Пенеллаф?
Проклятье.
Я шумно выдохнула, не понимая, радоваться мне или бояться из-за того, что больше не нужно ломать голову: знает он или не знает? Смятение превратило мой гнев в нечто непонятное.
– Ты только что догадался? Если так, то какой же из тебя телохранитель?
