– Она в самом деле мне нравится.
– Уверена, что она была бы рада это слышать.
– А ты была бы рада услышать, что в самом деле мне нравишься? – спросил он.
Мое сердце замерло, но я проигнорировала глупый орган.
– А ты бы огорчился, если бы я сказала, что нет?
– Я бы сильно расстроился.
– Не сомневаюсь, – фыркнула я.
Мы подошли к моей двери.
– О чем ты хотел поговорить?
Он показал на дверь. Я поняла: он не хочет, чтобы нас подслушали, и стала открывать…
– Мне следует войти первым, принцесса.
Он с легкостью меня оттеснил.
– Почему? – Я нахмурилась ему в спину. – Неужели ты думаешь, что меня кто-то поджидает?
– Если Темный приходил за тобой один раз, он придет еще.
По спине пробежал холодок. Хоук вошел в комнату. У двери и возле кровати горели две масляные лампы, в камин добавили дров, и огонь бросал неяркие теплые отсветы на стены. Я не стала задерживать взгляд на кровати, и потому каким-то образом оказалось, что я пялюсь в широкую спину Хоука, осматривающего комнату. Его волосы касались воротника, и эти пряди казались такими… мягкими. Той ночью в «Красной жемчужине» я их не потрогала и теперь об этом жалела.
Мне нужна помощь.
– Я могу войти? – поинтересовалась я, складывая ладони вместе. – Или мне нужно подождать, пока ты поищешь под кроватью бродячие комки пыли?
Хоук оглянулся через плечо.
– Я беспокоюсь не о пыли. А нет ли следов.
– О боги…
– И Темный будет приходить, пока не получит то, чего хочет, – добавил он, отворачиваясь. Я поежилась. – Нужно всегда проверять твою комнату, прежде чем ты войдешь.
Я сложила руки на груди, похолодев, несмотря на огонь в камине. Хоук опять подошел к двери и тихо закрыл ее.
Он повернулся ко мне, держа одну руку на рукояти короткого меча, и сердце в моей груди затрепетало вдвое быстрее. Черты его лица так поразительно сочетались друг с другом. Полные губы, надбровные дуги, впадины под высокими и широкими скулами – он мог служить источником вдохновения для картин, вывешенных в городской Библиотеке.
– С тобой все хорошо? – спросил Хоук.
– Да. Почему ты спрашиваешь?
– Похоже, с тобой что-то произошло, когда герцог обращался к народу.
Я сделала мысленную пометку не забывать, насколько он наблюдателен.
– Я… – Я собралась сказать, что со мной все было в порядке, но поняла, что он не поверит. – У меня немного закружилась голова. Наверное, я сегодня мало ела.
Его пристальный взгляд исследовал видимую ему часть лица, и даже несмотря на вуаль я чувствовала себя нестерпимо открытой, когда он смотрел на меня так.
– Терпеть не могу эту штуку, – сказал он.
– Какую? – озадаченно спросила я.
Хоук ответил не сразу.
– Терпеть не могу разговаривать с вуалью.
– О! – Я поняла и коснулась спрятанных под вуалью волос. – Думаю, это многим не нравится.
– Сомневаюсь, что тебе нравится.
– Нет, – согласилась я и оглядела комнату, будто ожидала, что где-то здесь прячется жрица Аналия. – То есть я бы предпочла, чтобы люди могли меня видеть.
Он склонил набок голову.
– Каково это – носить ее?
У меня перехватило дыхание. Никто… никто никогда не спрашивал меня об этом. И пусть я много чего могла сказать о мыслях насчет вуали и ощущениях в ней, я не знала, как все это облечь в слова, хотя и доверяла Хоуку.
Некоторые вещи, если сказать их вслух, обретают собственную жизнь.
Я подошла к креслу и села на краешек, пытаясь придумать, что ответить. В голову пришло только одно.
– Она как будто душит.
Хоук подошел ближе.
– Тогда зачем ты ее носишь?
– Не знала, что у меня есть выбор. – Я подняла голову.
– У тебя есть выбор сейчас. – Он опустился передо мной на колени. – Здесь только ты и я, стены и скудный набор мебели.
Я скривила губы.
– Ты носишь вуаль, когда с тобой только Тони?
Я отрицательно покачала головой.
– Тогда почему не снимаешь сейчас?
– Потому что… с Тони мне разрешено быть без вуали.
– Мне говорили, что ты должна носить вуаль все время, даже с теми, кому можно видеть тебя без нее.
Разумеется, он был прав.
Хоук выгнул бровь.
Я вздохнула.
– Я не ношу вуаль в своей комнате, когда не ожидаю, что кто-нибудь придет, кроме Тони. И я не ношу ее здесь, потому что… чувствую, что тогда у меня больше контроля. Я могу…
– Можешь выбирать, носить ее или нет? – докончил он за меня.
Я кивнула, ошеломленная тем, что он это понял.
– Сейчас у тебя есть выбор.
– Да.
Но было трудно объяснить, что вуаль также служит барьером. В ней я помню, кто я и как это важно. Ну а без нее было так легко хотеть… просто хотеть.
Долгое мгновение Хоук рассматривал вуаль. Потом кивнул и медленно поднялся.
– Если тебе что-нибудь понадобится, я буду снаружи.
К горлу подкатил странный комок, мешая говорить. Я осталась в кресле, когда он вышел из комнаты, и уставилась на закрытую дверь. Я не шевелилась. Не снимала вуаль. Долго не снимала.
Пока не перестала хотеть.
* * *
Следующим вечером я стояла у двери приемной герцогини на втором этаже. Ее приемная располагалась в противоположном конце коридора от кабинета герцога. Я стояла к нему спиной и не хотела видеть этот кабинет, не хотела даже думать о нем.
Перед комнатой Джасинды Тирман дежурили два королевских гвардейца, а рядом со мной ждал Виктер. Утром я рассказала ему, что на самом деле произошло во время обращения герцога и герцогини к народу и что я даже не уверена, почувствовала ли что-то на самом деле. Он предложил поговорить с герцогиней, поскольку жрица вряд ли даст мне какую-то полезную информацию, а герцогиня, в зависимости от ее настроения, может говорить откровенно.
Оставалось только надеяться, что она в настроении разговаривать.
В присутствии других королевских гвардейцев мы с Виктером молчали, но я знала: он обеспокоен тем, что я ему поведала. Тем, что это может означать. Мой дар развивается или же мне просто почудилось?
«Это просто мог быть стресс после всего, что произошло, – сказал он утром. – Наверное, лучше подождать и никого не беспокоить, пока ты не будешь уверена, что дело именно в твоем даре».
