Здесь Андерсон.
Стоит в углу комнаты, вперившись в стену с таким видом, точно доволен и взбешен одновременно; странная ухмылка приклеилась к его лицу. Рядом с ним женщина, раньше я ее не видела. Светловолосая, практически белесая. Высокая, стройная и в веснушках. Она мне кого-то напоминает, кого я уже встречала, не вспомнить.
А затем, вдруг…
Эммелина.
Эммелина. Она тайком прокралась в мое сознание. Эммелина. Ее присутствие столь сокрушительно, что мне пришлось впасть в забвение, меня уговорили заснуть. Я помню, как наконец очнулась, но воспоминания об этом моменте весьма туманны. По большей части в голове путаница. Искаженные части фильма.
Улучив момент, проверяю, как у меня дела. Руки-ноги. Сердце. Разум. Все цело?
Непонятно.
Чувствую себя самой собой, хотя испытываю легкое головокружение. В памяти еще есть черные дыры, зато я наконец-то всплыла на поверхность своего сознания. И только теперь до меня доходит: я больше не чувствую Эммелину. Ни намека на ее присутствие.
Очень быстро снова закрываю глаза. Пытаюсь нащупать в голове сестру, разыскать ее, – что меня удивляет, с отчаянным страхом.
Эммелина? Ты здесь?
В ответ меня пронизывает ласковое тепло. Мягкое дуновение жизни. Понимаю, что она, наверное, скоро умрет.
Сердце пронзает боль.
Моя любовь к Эммелине – чувство одновременно новое и древнее, сложное, даже не знаю, как поточнее выразить то, что сейчас внутри. Знаю лишь, что испытываю к ней сострадание. За ее боль, ее жертвы, ее сломленный дух, ее тягу к той жизни, которую она могла бы прожить. Я не чувствую ни злобы, ни обиды за то, что она вторглась в мой разум, силой разрушила мой мир, чтобы подготовить себе местечко в моем теле. Почему-то понимаю, что ее жестокая попытка была не чем иным, как отчаянной мольбой о дружеском плече в ее последние дни.
Она хочет умереть с мыслью, что любима.
И я… я ее люблю.
Когда наши разумы были одним целым, я понимала, что Эммелина нашла способ разделить свое сознание, оставив необходимую часть там, в Океании, – играть свою роль. А крохотная частичка ее, что откололась, чтобы меня отыскать, – то была крохотная часть сестры, которая все еще оставалась человеком, остро чувствовала мир. Теперь, похоже, человеческая часть ее начинает угасать.
Заскорузлые пальцы скорби сжали мне горло.
Мысли прерывает резкое стаккато каблуков по камню. Кто-то идет. Я стараюсь лежать смирно.
– Она должна была уже проснуться, – говорит женский голос. – Очень странно.
– Возможно, успокоительное, что ты ей дала, оказалось сильнее.
Андерсон.
– Пожалуй, я сделаю вывод, что в твоей голове еще полно морфия, Парис. Это единственная причина, по которой я пропущу твое заявление мимо ушей.
Андерсон вздыхает. Потом сухо произносит:
– Уверен, она придет в себя в любую минуту.
Страх запускает в моей голове сигнал тревоги.
Что происходит? Я взываю к Эммелине. Где мы?
Остатки ласкового тепла превращаются в палящий зной, который разгорается в моих руках. По коже бегут мурашки.
Эммелина боится.
Покажи, где мы, прошу я.
Очень-очень медленно Эммелина наполняет мою голову образами комнаты, стальных стен и сверкающего стекла, длинных столов, заставленных разнообразными инструментами и хирургическим оборудованием. Микроскопы до потолка. Геометрический узор на потолке сияет теплым, ярким светом. А потом, вот она я.
В металлическом саркофаге.
Лежу на блестящем столе, широкие горизонтальные полосы удерживают меня в неподвижном состоянии. Одежды на мне нет, но грамотно расположенные оковы скрывают от чужих взоров все, что нужно.
Я узнаю комнату, инструменты, стены. Даже запах… спертый воздух, искусственная лимонная отдушка, хлорка и ржавчина. Леденящий душу страх заползает в меня, сначала медленно, а потом охватывает меня целиком.
Я снова на базе в Океании.
Внезапно мне становится плохо.
Я на другом краю света. На расстоянии международного полета от моей семьи, не кровной, а избранной, опять в доме ужаса, в котором выросла. Не помню, как я сюда попала, и не знаю, какую разруху оставил напоследок Андерсон. Не знаю, где мои друзья. Не знаю, что стало с Уорнером. Знаю одно: все ужасно, ужасно неправильно.
Теперь мой страх иного рода.
Мои похитители – Андерсон? Эта женщина? – очевидно, что-то со мной сделали, ведь я не чувствую свои силы, как обычно. Впрочем, в этой ужасной ситуации есть нечто обнадеживающее. Я просыпалась в кандалах уже не раз, со счета сбилась сколько, и каждый раз выбиралась. Выберусь и сейчас.
По крайней мере, я не одна.
Здесь Эммелина. Насколько я могу судить, Андерсон и понятия не имеет, что она со мной.
Тишину разрушает многострадальный вздох.
– Кстати, а зачем ее будить? – интересуется женщина. – Почему нельзя провести процедуру, пока она спит?
– Не я придумал правила, Татьяна. Тебе прекрасно известно, что, согласно протоколу, при инициации перехода испытуемый субъект должен находиться в сознании.
Беру свои слова обратно.
Беру свои слова обратно.
Чистый, неподдельный ужас пронзает меня насквозь, одним ударом развеивая былую уверенность. Надо было сразу догадаться: они попытаются сделать со мной то, что в первый раз не смогла закончить Иви.
Накативший приступ паники почти меня выдает.
– Две дочери с абсолютно идентичным ДНК, – вдруг говорит Татьяна. – Кто-то другой решил бы, что это невероятное совпадение. Но у Иви всегда наготове план Б.
– С самого начала, – тихо произнес Андерсон. – Она проследила, чтобы под рукой был дублер.
Такого удара я не ожидала.
Дублер.
Доходит, я была всего лишь дублером. Запаской, которую держали взаперти. Резервная система на случай, если все остальное выйдет из строя.
В случае опасности разбить стекло.
Мне приходится собрать всю волю в кулак, чтобы лежать спокойно, чтобы сдержать порыв и не сглотнуть вдруг ставшие комком в горле эмоции. Даже теперь, даже лежа в могиле, моя мать умудряется сделать мне больно.
– Нам крупно повезло, – говорит женщина.
– Безусловно, – отвечает Андерсон, однако в его голосе сквозит напряжение.
Напряжение, которое я только сейчас начинаю распознавать.
Татьяна принимается болтать.
Она рассуждает, как умна оказалась Иви, поняв, что кто-то препятствует ее работе; как умна она оказалась и сразу поняла – именно Эммелина исказила результаты процедуры, которую она со мной проводила. По словам Татьяны, Иви всегда знала, что опасно привозить меня на базу в Океанию – и опасность, по ее словам, заключалась в физической близости Эммелины.
