Моя участливость мгновенно рассыпается в пыль.
Потом загорается.
Потом превращается в ярость.
– Так ты пришел его допрашивать? – Я почти срываюсь на крик. – Совсем сбрендил? Ребенок только-только оправился от серьезных ран, а ты пытаешься выудить из него данные? Его, судя по всему, пытали! Черт возьми, он ребенок. Ты вообще нормальный?
Мой пафос Уорнера нисколько не трогает.
– Никто его не пытал.
Это меня отрезвляет. Поворачиваюсь к Джеймсу.
– Не пытал?
Джеймс качает головой.
– Не совсем.
– Хм-м, – хмурюсь я. – Не пойми превратно, я удивлен, ведь если он тебя не пытал, тогда что он с тобой делал?
Джеймс пожимает плечами.
– Держал в одиночной камере. Меня не били, – добавляет он, задумавшись, потирая бока. – Но вот охранники обращались грубо. И почти не кормили. – Он снова пожимает плечами. – Если честно, самое худшее было не видеться с Адамом.
Я опять притягиваю Джеймса и крепко-крепко его обнимаю.
– Мне очень жаль. Это ужасно. Тебе вообще не разрешили видеться с Адамом? Даже разочек? – Я слегка отстраняюсь. Заглядываю Джеймсу в глаза. – Мне очень, очень жаль. Я уверен, с ним все в порядке, малыш. Мы его найдем. Не бойся.
Уорнер издает какой-то звук. Фырканье, которое напоминает смех.
Сердито разворачиваюсь.
– Что ты себе позволяешь? – негодую я. – Это не смешно.
– Разве? А по мне так весьма забавная ситуация.
Я уже готов сказать Уорнеру то, что совсем не следует произносить в присутствии десятилетнего ребенка, однако мой взгляд падает на Джеймса, и я затыкаюсь. Он пылко качает мне головой, нижняя губа трясется. Похоже, сейчас начнет реветь.
Я поворачиваюсь к Уорнеру.
– Так, что происходит?
Уорнер практически улыбается, когда произносит:
– Их никто не похищал.
У меня брови лезут на лоб от удивления.
– Чего-чего?
– Их никто не похищал.
– Не понимаю.
– Конечно, не понимаешь.
– Сейчас не время, дружище. Объясни, что происходит.
– Кент сам выследил Андерсона, – поясняет Уорнер, переводя взгляд на Джеймса. – И предложил свою верность в обмен на иммунитет.
Все мое тело становится ватным. Я почти падаю с кровати.
– Кент не врал, когда говорил, что постарается добиться амнистии, – продолжает Уорнер. – Но не упомянул про то, что станет предателем.
– Нет. Не верю!
– Никакого насилия не было. Как не было и похищения. Кент обменял себя на иммунитет для Джеймса.
На сей раз я на самом деле падаю с кровати.
– Обменял себя? Как? – Я пытаюсь подняться с пола, встать на ноги. – Разве Адаму есть что предложить? Андерсону уже известны все наши секреты.
Мне отвечает Джеймс, очень тихо:
– Он отдал им свою силу.
Я смотрю на него, моргая, как идиот.
– Не понимаю. Как можно отдать кому-то свою силу? Нельзя взять и отдать свою силу. Ведь так? Это же не штаны, которые можно снять и просто передать другому.
– Нельзя, – соглашается Уорнер. – Но Оздоровление знает, как это сделать. Они умеют отбирать. А как, по-твоему, мой отец позаимствовал целительные силы Сони и Сары?
– Адам им рассказал, что он у-умеет. – Голос Джеймса дрожит. – Он им рассказал, что с-способен своей силой выключить силы других. Он думал, что это м-может им пригодиться.
– Только представь, какие открываются возможности, – говорит Уорнер, изображая восторг. – Представь, как можно использовать в своих целях такую силу в мировом масштабе; создать мощное оружие и быстренько заглушить все повстанческие группы, без исключения. Свести оппозицию к нулю.
– Охренеть!
По-моему, я сейчас грохнусь в обморок. Мне и правда дурно. Кружится голова. Воздуха мало.
– Не может быть, – повторяю я, почти выдыхая слова. – Не может быть. Просто невозможно.
– Я как-то раз сказал, что сила Кента бесполезна, – тихо признается Уорнер. – А теперь понимаю, каким был дураком.
– Он не хотел. – Джеймс беззвучно рыдает, по его лицу стекают слезы. – Клянусь, он на это пошел, только чтобы спасти меня. Он предложил единственное, что у него было – единственное, что, по его мнению, могло их заинтересовать. Чтобы меня уберечь. Я знаю, что он не хотел. Он не видел другого выхода. Он думал, что поступает правильно. И постоянно твердил, что убережет меня.
– И прибежал прямиком к тому, кто всю жизнь над ним издевался? – Я вцепляюсь руками в волосы. – В этом нет никакого смысла. Какой в этом смысл? Ну какой?
Внезапно до меня доходит. – Что же он наделал! – потрясенно шепчу я. – Андерсон все равно использовал тебя как приманку. Он притащил тебя сюда как рычаг для давления на нас. Он бы тебя убил даже после всего, что потерял Адам.
– Кент повел себя как отчаявшийся идиот, – соглашается Уорнер, – если поверил моему отцу, что тот оставит в покое Джеймса. Одно это говорит, какой он дурак.
– Он был в отчаянии, но он не идиот. – Джеймс пышет гневом, его глаза снова наполняются слезами. – Он меня любит, он просто старался меня уберечь. Я очень переживаю! Я боюсь, что с ним что-нибудь случится! И я боюсь, что Андерсон сделает с ним что-нибудь ужасное!
Джеймс с трудом сглатывает вставший у него в горле комок.
– Что мы будем делать? Как нам вернуть Адама и Джульетту?
Я крепко зажмуриваюсь и пытаюсь глубоко дышать.
– Послушай, ты по этому поводу не нервничай, договорились? Мы их вернем. А когда вернем, я сам прибью Адама.
Джеймс ахает.
– Не бери в голову, – вмешивается Уорнер. – Он не то имеет в виду.
– Нет, черт возьми, я имею в виду именно то.
Уорнер делает вид, что не слышит.
– Судя по информации, которую я добыл за секунды до твоего незваного появления, – спокойно продолжает он, – похоже, отец вершил правосудие из Сорок пятого сектора, как и предсказывала Сэм. Но его там больше нет, я уверен.
– Как ты можешь быть сейчас хоть в чем-то уверен?
– Потому что я знаю своего отца, – последовал ответ. – Я знаю, что для него важнее всего. И знаю, что он был тяжело, зверски ранен. Есть лишь одно место, куда он отправится в таком состоянии.
– Куда же? – недоуменно моргаю я.
– В Океанию. Обратно к Максимилиану Соммерсу, единственному человеку, который способен собрать его по частям.
Я столбенею от ужаса.
