Она спасла нам жизнь.
Мою жизнь она спасла точно. Протянула в темноте руку. И вытащила меня.
Если бы я потерял «Омегу пойнт» в течение первых лет, я не был бы так сильно потрясен. Мне не пришлось бы так долго приходить в себя, и не потребовалась бы такая значимая помощь, чтобы приглушить боль. Мне было так больно, потому что я наконец-то ослабил бдительность. Я наконец-то позволил самому себе поверить, что все будет хорошо. Я начал надеяться. Мечтать.
Я наконец-то оставил свой пессимизм.
И тут жизнь воткнула нож мне в спину.
В такие минуты очень легко опустить руки. Откреститься от рода людского. Сказать себе, что вот ты старался быть счастливым, и смотри, что произошло: тебе больно. Мир тебя предал. И тогда ты понимаешь, что злость надежнее добра, что уединение надежнее общества. Ты забываешь обо всем и обо всех. И в один прекрасный день – не важно, чем ты занимаешься – боль станет настолько невыносимой, что ты похоронишь себя живьем, лишь бы только она прекратилась.
Мне ли не знать.
Я смотрю на Уорнера и вижу похожую апатию в его глазах. Тот специфический вкус самобичевания, который ощущаешь после того, как столкнешься с тяжким ударом в ответ на оптимизм.
Я смотрю на него и вспоминаю выражение его лица, когда он задул свечи на свой день рождения. Я вспоминаю, как чуть позже он и Джей обнимались в углу столовой. Я вспоминаю, как он метал громы и молнии, когда я рано утром объявился в их комнате и решил вытащить Джей из постели в его праздник.
Я думаю…
– Черт. – Швыряю на стол вилку. Пластик врезается в контейнер из фольги неожиданно глухо. – Так вы двое были помолвлены?
Уорнер не отрывает взгляд от своей тарелки. Он кажется спокойным, однако произносит «да» таким печальным шепотом, что мое сердце кровоточит.
Я качаю головой.
– Прости, чувак. Правда, прости. Ты даже не знаешь, как мне жаль.
В глазах Уорнера проскальзывает удивление – на миг. Он накалывает на вилку брокколи. Пристально смотрит на зеленый кустик и выдает:
– Это отвратительно.
Что я понимаю как зашифрованное «спасибо».
– Да, – соглашаюсь я, – так и есть.
Тем самым зашифровывая «не волнуйся, дружище, я здесь, рядом».
Уорнер вздыхает. Кладет на стол приборы. Смотрит в окно. По-моему, он хочет что-то сказать, как вдруг раздается звонок в дверь.
Бормочу пару ласковых себе под нос.
Оттолкнувшись от стола, я иду к двери и чуть приоткрываю ее. Снаружи на меня пялится девчонка примерно моего возраста с контейнером из фольги в руках.
Я открываю дверь чуть шире.
– Я принесла тут кое-что для Уорнера, – театрально шепчет она.
Девчонка так широко улыбается, что блеск зубов виден, наверное, с Марса. Приходится очень постараться, чтобы не закатить глаза.
– Спасибо. Я возьму…
– Э, нет! – С этими словами она отдергивает контейнер. – Передам ему лично. Надо убедиться, что он попадет точно по назначению.
Ее улыбка становится еще шире. А я все-таки закатываю глаза.
Неохотно делаю шаг в сторону, позволяя девчонке пройти. Поворачиваюсь сообщить Уорнеру, что объявился очередной член его фан-клуба, желающий полюбоваться на его зеленые глаза. И через секунду, – ровно столько мне на это потребовалось – я слышу ее крик. Контейнер с едой летит на пол, лапша в томатном соусе разлетается по всей комнате.
В шоке разворачиваюсь кругом.
Уорнер пригвоздил девушку к стене, рукой сжимает ей горло.
– Кто тебя послал? – требует он ответа.
Девчонка старается высвободиться, молотит со всей дури пятками по стене, задыхается и вопит в отчаянии.
У меня голова идет кругом.
Не успеваю моргнуть, как Уорнер уже опустил ее на пол, на колени. Уперся ботинком ей в лопатки, завел за спину руки и крепко их держит. Потом выкручивает. Девчонка дико орет.
– Кто тебя послал?
– Не понимаю, о чем вы! – кричит она, задыхаясь.
Мое сердце бешено бьется.
Не знаю, что, черт возьми, сейчас произошло, однако вопросы лучше оставить на потом. Достаю заправленный за пояс «глок» и наставляю оружие на гостью. Начинаю вникать в происходящее и додумывать мысль о западне – скорее всего, ее приготовил кто-то отсюда, из Прибежища.
И замечаю, как зашевелилась еда.
Из-под лапши начинают расползаться в разные стороны три гигантских скорпиона. Зрелище настолько жуткое, что я едва не блеванул и не отдал концы. Никогда раньше не видел настоящих скорпионов.
Новость дня: они просто ужасны.
Как если бы пауки совсем сбрендили, стали очень, очень большими и типа прозрачными… и в броне… а на одной лапе отрастили огромное ядовитое жало, направленное в твою сторону.
Насекомые резко разворачиваются, и все трое устремляются прямо на Уорнера.
Я в страхе выдыхаю.
– Эй, дружище, не хочу тут типа тебя напугать, но там это… три скорпиона, бегут прямо в тво…
Скорпионы внезапно застывают на месте.
Уорнер отпускает девушку, и она, не поднимаясь на ноги, отползает назад так быстро, что впечатывается спиной в стену. Уорнер не отводит взгляда от скорпионов. Как и девушка.
Эти двое схлестнулись на уровне силы воли, и мне несложно догадаться, кто из них выиграет. Поэтому, когда скорпионы снова ожили и задвигались – на сей раз в сторону девчонки, – я едва не вскидываю кулак в знак победы.
Девушка поднимается на ноги, в ее глазах – дикий ужас.
– Кто тебя послал? – снова повторяет вопрос Уорнер.
Она тяжело дышит, не отрывая взгляда от скорпионов, и пятится в угол. А насекомые уже взбираются по ее туфлям.
– Кто? – требует Уорнер.
– Твой отец, – затаив дыхание, признается девчонка.
Лезут. На колени. Скорпионы на ее коленях. Божечка правый, скорпионы уже на ее коленях.
– Меня послал Андерсон, доволен? Отзови их!
– Ты лжешь.
– Клянусь, он!
– Тебя подослал какой-то дурак, – заявляет Уорнер, – если он думает, что мне можно врать без последствий. Да и ты, видно, глупа, если веришь, что я проявлю хоть каплю милосердия.
Существа теперь ползут по ее телу вверх. Взбираются по ее груди. Девчонка тяжело дышит. Встречается взглядом с Уорнером.
– Ясно. – Он склоняет к ней голову. – Тебя обманули. Ее глаза становятся просто огромными. – Ввели в заблуждение, – продолжает он, не отрывая взгляда. – Я вовсе не добрый. Не всепрощающий. Мне плевать на твою жизнь.
Он говорит, а скорпионы лезут выше. Устраиваются возле ключицы, сидят и ждут; ядовитые жала зависли прямо у лица гостьи. А затем, очень медленно, жала скорпионов начинают выгибаться, целясь в нежное горло.
