– Возможно. Некоторые мои предки были героями, некоторые – злодеями. Видел призрака с огнестрельными ранами в груди?
Нико кивнул.
– Пират?
– Самый известный за всю историю Пуэрто-Рико. Его называли пират Кофрези, хотя его настоящая фамилия Рамирез-Ареллано. Наш дом, семейное имение, построен на деньги, которые он награбил и спрятал.
На какой-то миг Нико снова почувствовал себя малышом и чуть не выпалил: «Круто!» Еще до своего увлечения игрой «Мифы и магия» он обожал играть в пиратов. Возможно, именно поэтому ему так нравился Перси – сын морского бога.
– А другие призраки? – спросил он.
Рейна откусила еще кусочек печенья:
– Парень в форме офицера военно-морского флота США… мой двоюродный прадедушка времен Второй мировой войны, первый латиноамериканец, командовавший подлодкой. Ну, ты понял. Много-много воинов. Беллона покровительствовала не одному поколению моей семьи.
– Но до тебя у нее не было детей полубогов в этой семье.
– Богиня… влюбилась в моего отца, Хулиана. Он служил в Ираке. Он был… – голос Рейны дрогнул, она отпихнула пластиковый букет. – Я не могу этого сделать, не могу о нем говорить.
Проплывающее по небу облако накрыло лесок тенью.
Нико не хотел давить на Рейну. Разве у него есть на это право?
Он вгрызся в овсяное печенье… и заметил, что кончики его пальцев превращаются в дым. Солнце снова выглянуло из облака, и руки юноши снова обрели плоть, но его уже охватила паника. Словно его только что оттащили от края балкона, нависающего над бездной.
«Твой голос – это твоя личность, – так он сказал Рейне. – Если не будешь им пользоваться, считай, ты уже на полпути к Полям асфоделей».
Он терпеть не мог ситуации, когда ему приходилось следовать собственным советам.
– Как-то раз отец сделал мне подарок, – заговорил он. – Это был зомби.
Рейна уставилась на него:
– Что?
– Его зовут Жюль-Альберт. Он француз.
– Э-э-э… зомби-француз?
– Аид не идеальный отец, но временами у него случаются приступы типа хочу-узнать-своего-сына. Наверное, подарив зомби, он хотел меня задобрить. Сказал, что Жюль-Альберт может работать моим шофером.
Уголок рта Рейны пополз вверх:
– Французский зомби-шофер.
Нико понял, как странно это всё звучит. Он еще никому не рассказывал про Жюля-Альберта – даже Хейзел. И всё-таки продолжил:
– Аид вбил себе в голову, что я должен… ну, знаешь… жить, как современный подросток. Заводить друзей. Идти в ногу с двадцать первым веком. Он смутно догадывается, что смертные родители везде возят детей с собой, а он этого сделать не может. Так что он нашел выход из положения – зомби.
– Чтобы возить тебя по магазинам, – подхватила Рейна, – или в кафе «In-N-Out Burger».
– Думаю, да, – Нико понемногу успокаивался. – Если рядом с тобой постоянно болтается гниющий труп с французским акцентом, это так помогает завести друзей.
Рейна рассмеялась:
– Прости… Я не хотела тебя обидеть.
– Всё в порядке. Дело в том… Я тоже не хотел говорить о своем отце, но иногда, – он заглянул девушке в глаза, – приходится.
Рейна посерьезнела:
– Мне не довелось узнать отца, когда он еще был лучше. Хилла говорила, он был добрее, во времена ее детства, еще до моего рождения. Хороший солдат – бесстрашный, дисциплинированный, хладнокровный. Красивый. Он умел очаровывать. Беллона его благословила, как и многих моих предков, но отцу этого оказалось недостаточно. Он хотел, чтобы она стала его женой.
Где-то за деревьями тренер Хедж что-то бурчал себе под нос, строча в своем блокноте. Над верхушками деревьев уже взмыли три самолетика и умчались неведомо куда.
– Отец полностью посвятил себя Беллоне, – продолжала Рейна. – Одно дело – уважать силу войны, и совсем другое – влюбиться в нее. Не знаю, как ему удалось, но он завоевал сердце Беллоны. Сестра родилась как раз перед его отправкой на последнюю боевую операцию в Ирак. Он уволился со службы с хорошей аттестацией, вернулся домой героем… Если бы… если бы он смог приспособиться к жизни на гражданке, всё могло бы быть хорошо.
– А он не смог, – догадался Нико.
Рейна покачала головой:
– Вскоре после возвращения отец в последний раз встретился с богиней… поэтому я и… родилась. Беллона приоткрыла перед ним завесу будущего. Объяснила, почему наша семья так для нее важна. Сказала, что наследие Рима никогда не падет, пока наш род продолжается, а его представители сражаются за свою родную землю. Эти слова… Я думаю, таким образом богиня хотела вдохнуть в отца уверенность, но он на них зациклился.
– После войны трудно прийти в себя, – заметил Нико, вспомнив Пьетро – в Италии он жил с ними по соседству. Пьетро вернулся из африканской кампании (в Италии тогда был режим Муссолини). Он не получил физических ранений, только, применив против мирного населения иприт, повредился рассудком.
Несмотря на жару, Рейна плотнее запахнулась в плащ.
– Отчасти дело в посттравматическом стрессе. Он не мог прекратить думать о войне. К тому же его мучили постоянные боли: при взрыве фугасной мины его ранило шрапнелью в плечо и грудь. Но это не всё. Чем старше я становилась, тем больше он… менялся.
Нико не отвечал. С ним еще никто так откровенно не разговаривал, кроме разве что Хейзел. У него было такое чувство, будто он стоит в поле, на которое опустилась стая птиц: одно неверное движение – и спугнешь.
– Он стал параноиком, – рассказывала Рейна. – Решил, что слова Беллоны – это предупреждение, что наш род угаснет, и наследие Рима падет. Ему всюду мерещились враги. Он собирал оружие. Превратил наш дом в настоящую крепость. На ночь запирал нас с Хиллой в наших комнатах. Если мы потихоньку оттуда выбирались, орал, крушил мебель и… в общем, он наводил на нас ужас. Иногда он даже принимал нас за врагов. Ему втемяшивалось в голову, что мы за ним шпионим, хотим ему навредить. Потом начали появляться призраки. Думаю, они всегда были там, но постепенно, привлеченные исходившей от отца яростью, стали показываться в открытую. Они что-то нашептывали ему, подпитывали его подозрения. И вот однажды… не знаю точно, когда именно это произошло… я поняла, что это больше не мой отец. Он стал одним из призраков.
В груди Нико поднялась волна холода.
– Мания, – подумав, сказал он. – Я видел такое прежде. Человек чахнет, пока не перестает быть человеком. От него остаются только худшие качества. Это безумие…
Судя по выражению лица Рейны, его слова не очень-то помогли.
– Кем бы он ни был, – сказала она, – жить с ним стало невозможно. Мы с Хиллой сбегали из дома при первой возможности, но в конце концов возвращались… и тогда он выплескивал на нас свою ярость. Мы не знали, что делать. Кроме отца, у нас никого не было. В последний раз, когда мы пришли домой, он буквально пылал от гнева. Он больше не мог дотрагиваться до предметов, но мог их двигать… как полтергейст. Разбил плитку, которой был выложен пол, переломил пополам диван. В конце концов он швырнул стул и попал в Хиллу. Она упала. Просто потеряла сознание, но я подумала, что она умерла. Она столько лет меня защищала… Я потеряла голову. Схватила первое попавшееся под руку оружие – фамильную реликвию, саблю пирата Кофрези. Я… я не знала, что она сделана из имперского золота. Подбежала к духу отца и…
