Что ж, это хорошая новость. Единственное, что меня беспокоит, – слова «что произошло». Сама я никак не могу вспомнить.
– Но, – продолжает она, – я должна задать тебе несколько вопросов о том, чем ты занималась до инцидента. Такое состояние зачастую может быть спровоцировано ярким светом или чем-то подобным. Не припоминаешь, не случалось ли с тобой что-то такое?
Я кидаю взгляд на папу. Он выглядит ужасно уставшим и обеспокоенным, и меня внезапно омывает волной вины.
Это всё из-за меня?
В голове у меня всё перемешалось: Испанский Город, кусок персика, доктор Преториус, потом Норман Два-ребёнка, и викарий, и велосипедный шлем, и ящик апельсинов, и уродец-стафф Дадли…
И всё это полная бессмыслица. Как книга, из которой повыдирали страницы и вклеили обратно в неправильном порядке.
Разве нет? Разве нет что? Кто это сказал?
– Джорджи? Ты меня слышала? – Это снова Мими.
Не знаю почему, но я решаю просто рассказать правду. Может, потому что я слишком устала, чтобы что-то придумывать. А может, потому что теперь этот секрет для меня слишком велик. В смысле, я же всего лишь ребёнок.
Я начинаю медленно: встреча с доктором Преториус на пляже, приглашение в её павильон… Купол в Испанском Городе с полом, усыпанным миллиардами шарикоподшипников… пляж с шезлонгом и казавшийся настоящим песок… это всё я помню хорошо.
Когда я рассказываю, всё это звучит нелепо. Я перевожу взгляд с Джессики на папу. В смысле, я знаю, что всё это правда – я видела это, испытывала – хотя когда я стараюсь вспомнить некоторые детали, они ускользают от меня, будто я пытаюсь поймать облако.
– Эта… доктор Преториус? – говорит наконец папа. – Где она живёт?
Я не знаю. Знала ли я когда-нибудь? Видела ли её дом? Живёт ли она в Куполе, в той комнатушке, которую я видела? Это было вчера? Я чувствую себя глупой и виноватой и хочу извиняться через каждое слово.
– Значит, женщина, которой ты никогда раньше не встречала и о которой ничего не знаешь, приглашает тебя и Рамзи Рахмана в свою, что… лабораторию? В Испанском Городе? И велит никому не рассказывать? И ты её слушаешься? – Папин голос становится громче, и Джессика касается его руки, вроде как успокаивая, что, наверное, мило с её стороны.
Дело в том, что чем больше папа задаёт вопросов, тем отчётливее я понимаю, что в его словах есть логика. Железная.
Я несу какой-то бред.
О чём мы думали вообще?
Дальше больше.
Я упоминаю спутник Хокинг II и, самое важное, велосипедный шлем с крошечными электрическими узелками внутри и…
– Постой-ка, Джорджи, – говорит Мими, кладя ладонь мне на руку. – Меня интересует этот… шлем?
– Велосипедный шлем, ага. Немножко изменённый, – и я описываю его поподробнее.
– Очевидно, модифицированный, – говорит она, бросая взгляд на папу, а потом, обращаясь скорее к нему, чем ко мне, добавляет: – Судя по всему, это нечто вроде самодельной ТКМП.
– Что это такое? – спрашивает папа, озвучивая, наверное, вопрос, которым задались мы все.
– Транскраниальная микрополяризация. Она была популярна среди геймеров пару лет назад. Усиливает погружение в игру и так далее. Ранние версии были довольно безобидны: очень низкая стимуляция. Одну выпустили для использования в тематических парках – в какой-то там комнате в Диснейлэнде…
– В трёхмерной комнате! – восклицаю я. – Я знаю! Это доктор Преториус изобрела.
Мими смотрит на меня.
– Это тебе так эта, эм… эта… доктор Преториус сказала? – Она не изображает пальцами в воздухе кавычки, но и по её интонации всё прекрасно ясно.
Я начинаю испытывать какое-то неприятное чувство. Доктор Преториус что, врала нам об этом?
Мими продолжает:
– Итак, Джорджи. Ты рассказывала об, эм… – Она подсматривает в свои заметки. – О спутниковой тарелке, которая ловит видеосигнал сверхвысокой чёткости от?..
– Хокинга II. Это военный спутник. – Я произношу эти слова, и они немедленно начинают звучать нелепо.
– Ага-а-а, – протягивает она и посасывает кончик ручки. – И что было дальше?
– Я… я не могу вспомнить. У неё есть… квант – квантовый компьютер по имени Малышка – он высчитывает вероятности, типа, всего на свете и создаёт виртуальную модель того, что произойдёт. Это вроде как трёхмерная версия будущего. Кажется… – Я делаю паузу, чтобы оценить их реакцию. Папа озадаченно морщит лоб. Мне ещё сильнее хочется рассказать ему всё, но чем больше я стараюсь собрать рассеянные воспоминания, тем меньше в них делается смысла. Я хочу, чтобы они мне поверили, но я не уверена даже, что верю сама себе.
– Это правда! – в конце концов вскрикиваю я. – Я там была! Электронный календарь в витрине магазина Нормана Два-ребёнка показывал дату на неделю вперёд.
Произнося это, я осознаю, что это вообще не доказательство. На деле, наверное, подделать дату на виртуальном календаре проще простого.
Весь мой рассказ звучит безумно. Военные спутники, видеосигналы сверхвысокой чёткости, кванты и скорпионы с искусственным интеллектом, и всё же…
– Подождите! – говорю я. – Смотрите. – Я откидываю простыню. – Вот сюда меня ужалил гигантский скорпион! – Я тычу на свою ногу – ранка действительно там. Крошечная. Малюсенький укол, который может быть чем угодно. Даже крови нет, только красное пятнышко.
Мими едва ли удостаивает его взглядом.
– Хмф.
Я во всё это верила. Я чувствую, как подбородок начинает трястись, но велю себе прекратить. Мими встаёт и прячет ручку в карман.
– Мистер и миссис Сантос? Можно вас на пару слов? Наедине?
Джессика поднимается. Я хочу сказать: «Никакая она не миссис Сантос. Она мне вообще-то не мама», но у меня нет сил. Мими натянуто улыбается мне, и они трое выходят, оставляя меня размышлять, правда ли я самая круглая на свете дура.
Глава 26
Несколько минут спустя они возвращаются и снова рассаживаются по местам.
Складывается впечатление, что я испытала подростковую мигрень от умеренной до средней тяжести, вылившуюся во временную спонтанную конфабуляцию вследствие взаимодействия с небезопасной и, вероятно, непроверенной ТКМП.
– Конечно, ты не врёшь, – говорит Мими, но мне не нравится её тон. Её голос звучит так, будто она подразумевает совершенно противоположное. – Конфабуляция – медицинский термин: ты действительно веришь, что всё это правда.
Я хочу сказать: «Но это и есть правда!», но Мими продолжает.
– Потенциально, Джорджи, это очень серьёзное дело. – Её голос становится ещё тише, будто чтобы подчеркнуть важность ситуации. – То есть не с медицинской точки зрения. Я скорее имею в виду инцидент, спровоцировавший твой приступ. С разрешения твоих родителей, я попрошу полицию навестить тебя и поговорить о том, что происходило с тобой в Испанском Городе.
