— Помешав взрыву в поезде, вы спасли много жизней, и я вам выражаю глубокую признательность от лица правительства Японии. Могу также сказать вам, что моё начальство очень заинтересовалось вашей личностью. Но мне удалось убедить моих коллег не создавать вам трудностей. Вы можете спокойно жить в Токио до истечения срока вашей визы, и ещё… Тщательно всё взвесив, мы решили не предавать ваш доблестный поступок публичной огласке. Вы так и останетесь в сознании японцев неизвестным гайдзином, который в этот чёрный для Японии день спас жизни очень многим людям.
С лёгкой улыбкой Масудо посмотрел Францеву прямо в глаза:
— Я правильно понимаю, что и вас такой сценарий больше устроит?
Францев выразительно промолчал — на этом уровне откровенности опровергать слова Масудо было бессмысленно.
— Вот и хорошо, — ответил за него японец. — Как у вас говорят в России — «молчание — знак согласия»? Будем считать, что мы договорились.
Масудо немного помолчал, затем взволнованно провёл рукой по волосам.
— Та девочка с рюкзаком, которая должна была умереть первой, — его собеседник нервно сглотнул, — это моя младшая дочь, Юрико… Вы спасли её. И этого я вам никогда не забуду.
Францев ошеломлённо молчал. Бывают же совпадения! Он вспомнил аккуратно подстриженную чёрную чёлку, ставшие вдруг огромными перепуганные глаза, взмокшую от страха тонкую ладошку и гольфики, белые гольфики на ногах.
— Я всегда буду это помнить. Вы спасли её. Я теперь ваш должник. В нашей профессии… — Масудо вдруг запнулся. — В общем, мало ли что может случиться. У вас ведь тоже есть дочь. Вот здесь, — он протянул Францеву маленький конвертик из рисовой бумаги, — есть номер. Он закодирован, звонок идёт через спутник, отследить невозможно. Не знаю, воспользуетесь ли вы когда-нибудь им или нет, но, если вам нужна будет моя помощь — позвоните. Если сами не сможете и позвонит кто-то другой, пусть назовёт то место, где мы сейчас с вами стоим, и скажет кодовое слово «таноми-но цуна». Я сделаю всё, что будет в моих силах.
Позже Францев не раз вспоминал об этом разговоре.
Книга 3. Эликсир бессмертия
Глава 24. Сталинские грёзы
Москва. Январь 1950 года
Сталин уже третий месяц сидел на Ближней даче. Текущие дела требовали его присутствия в Кремле, однако самочувствие было — из рук вон. Недавно он пережил второй инсульт. Еле выкарабкался и был очень подавлен. Временами отнималась и повисала плетью рука, из-за головной боли он почти перестал спать. Это был ни сон, ни бодрствование — что-то среднее. Иногда вождь лежал, таращась в темноту, иногда впадал в полудрёму. И в этом состоянии видел странные сны.
Один раз ему приснилось, как он входит в Мавзолей, где лежит вождь мирового пролетариата. Почему-то распоряжается всем покойный академик Богомолец, у которого вообще-то была другая должность.
— Проходите, Иосиф Виссарионович! — говорит академик, ставший распорядителем в усыпальнице вождя. — Добро пожаловать к Владимиру Ильичу!
Войдя в главный зал, где возлежит мумифицированный Ленин, Сталин видит: рядом подготовлено ещё одно место.
— Эй, что это значит?! — вскрикивает он.
А Богомолец в ответ:
— Это место для вас, Иосиф Виссарионович!
— Что значит — для меня?!
— Теперь два вождя будут лежать рядом! Вы — и Владимир Ильич!
Набухая гневом, Сталин кричит:
— Ты пачему меня раньше врэмени хоронышь?! Ты знаешь, сколько я лет проживу?!
— Понятия не имею, Иосиф Виссарионович. Но, наверное, недолго. Здоровьишко-то у вас ни к чёрту, если честно. Рука почти отсохла, кашель от курения непрерывный, сон плохой… Пора, как говорится, к земле привыкать!
— Но ты же сам обещал, что сто лет проживу! А может, и все сто пятьдесят!
— Ну это вы загнули! Вождь мирового пролетариата умер в пятьдесят четыре года, правильно? А вам уже сколько? Семьдесят скоро стукнет, так что давайте, укладывайтесь!
Рассвирепевший Сталин хочет ударить обманщика, а рука не слушается! Отсохла совсем, так что хочешь не хочешь, а приходится ложиться рядом с Ильичом…
Ну и что это за сон? Одно расстройство от таких снов, никакого отдыха! А главное, этот Богомолец снится уже несколько ночей подряд, будь он неладен!
Когда академик умер четыре года назад, Сталин был серьёзно раздосадован. Не ожидал, что тот, кто разрабатывал препарат долголетия, сам внезапно умрёт. Разве это возраст — шестьдесят пять?! Говорил про долголетие, какое кавказским старикам не снилось, а сам умер, можно сказать, в расцвете творческих сил! Сообщение о скоропостижной кончине академика было столь неожиданным, что вождь поначалу даже растерялся. А потом хлопнул себя по коленке:
— Надо же, какой жулик! Всех надул!
Поначалу Сталин был настолько расстроен, что решил стереть всякую память об этом обманщике. Ещё бы: обещал чуть ли не бессмертие, а сам не дожил даже до семидесяти! Но вскоре гнев прошёл. Бессмысленно бороться с мёртвым, поздно. Вот почему Александра Александровича Богомольца было разрешено похоронить со всеми почестями на территории Киевского института экспериментальной медицины. Вождь не стал противиться и тому, чтобы именем академика были названы улицы в нескольких городах Украины, а также Киевский медицинский институт.
Тогда, сразу после войны, было много других дел. Следовало для начала поставить на место героев войны, в первую очередь маршала Жукова. Слишком много почёта требовали герои, слишком много самостоятельности получили. И другие боевые генералы чересчур много требовали, а главное, роль вождя всё норовили принизить! Одним словом, было не до долголетия, первоочередной заботой стало сохранение единоличной власти.
Но тут и проявились проблемы со здоровьем. Сказалось нервное напряжение военных лет, огромное количество выкуренного табака, сотни бессонных ночей… Осенью 1946-го у Сталина случился первый удар. Вот тогда и начал вспоминаться Богомолец. Академик и впрямь был обманщиком? Или всё-таки добился каких-то результатов, но унёс их с собой в могилу?
Сегодня Богомолец не снился. Зато приснилась огромная газетная статья, где говорилось, что долгожданный эликсир бессмертия наконец-то получен!
«Ерунда всё это», — подумал Сталин, глядя в потолок. Он с трудом поднялся, надел китель, сунул ноги в мягкие сапоги. Накопилось много вопросов, которыми надо было заниматься. Однако статья, которую увидел во сне, не давала покоя.
— Власика позови, — сказал он ординарцу, выйдя из спальни. Спустя минуту начальник охраны уже стоял перед ним навытяжку.
Закурив трубку, Сталин спросил:
— Богомольца помнишь?
— Помню, Иосиф Виссарионович. Прохвостом оказался академик! Вы же сами говорили…
— Говорил, говорил… А может, всё-таки не был академик прохвостом?
