— Ну что? Как дела с нашим препаратом? Когда готов будет?
— Работаем, товарищ Сталин, уже скоро, — попытался обнадёжить его Александр Александрович.
— Плохо работаете, товарищ Богомолец! Долго работаете! Когда вы начали? Пятнадцать лет назад?
— Тринадцать, товарищ Сталин.
— Я и говорю — долго! Надо ускорить работу! Постарайтесь в самое ближайшее время дать результат!
Богомолец пообещал, но ему надо было ещё провести несколько апробаций. И тогда можно будет докладывать о реальных достижениях.
После ухода Патрикеева Александр Александрович закрыл дверь на два оборота, подошёл к стоявшему в углу сейфу и достал оттуда герметичный контейнер. Внутри содержалась недавно полученная им жидкость. Это средство проверялось на животных и людях тайком. И результаты первых проверок обнадёжили.
В ту пятницу академик задержался на работе допоздна. Уже все сотрудники разошлись, и за окном давно стемнело, когда он закончил описывать результаты своих последних экспериментов. Встав с кресла, он долго смотрел на бумаги и контейнер с препаратом и решил забрать бумаги с собой.
В последнее время академика не покидало ощущение, что за ним следят. Ему хотелось убедить себя, что это только кажется, но беспокойство не проходило. Вряд ли это делалось по указанию Хозяина: тот, хотя и сердился на Богомольца, пока ещё доверял ему. Да и не было никого, кто мог бы лучше справиться с поставленной задачей. Так что, скорее всего, это была «самодеятельность» известного ведомства. В этом была своя логика: стоило академику окончательно утерять доверие Сталина, а им уже есть что доложить.
Особенно тревожил его срочный вызов в Москву: в понедельник он должен был докладывать вождю о результатах последних опытов. Богомолец нервничал: он не знал, чем закончится эта поездка. Непроверенный препарат Сталину давать было нельзя — это грозило инфарктом. Но дадут ли ему вернуться в Киев? Врагов в Народном комиссариате госбезопасности у академика было немало — уж слишком близко подпустил к себе его Сталин. И очередной донос мог стать роковым. А потому результаты трудов всей его жизни надо было обезопасить.
К тому же Богомолец сам себя чувствовал в последнее время неважно: болела голова, скакало давление… Он даже не раз подумывал испробовать препарат на себе.
Дома его встретила домработница Груня, крепкая тридцатилетняя деревенская женщина. Она уже давно работала у Богомольца и стала для него почти членом семьи. Во всяком случае, ей он доверял гораздо больше, чем своим сотрудникам, ведь кто-то из них — да тот же Патрикеев — наверняка работал на Берию.
Он понимал: случись с ним что, в первую очередь перевернут вверх дном лабораторию. Поэтому нужно было подстраховаться и надёжно спрятать записи. После некоторых раздумий он потушил очередную сигарету и позвал в кабинет домработницу.
— Груня, скажи мне… Где твой дом, где твоя родня проживает? Под Киевом где-то?
— Ну да, под Белой Церковью…
Богомолец поднялся, походил по комнате.
— Надо бы туда одну коробку отвезти. С документами.
— Куда, в деревню?!
— Да, думаю, да… Временно, для сохранности.
— А-а… Поняла, Александр Александрович. — Груня вдруг перешла на шёпот. — Так я отвезу, если надо.
Богомолец поспешил её успокоить.
— Это временно. Вернусь из Москвы — заберу.
У Груни в глазах вдруг промелькнуло сомнение — и немой вопрос.
Богомолец рассмеялся.
— Да не бойся ты так! Я на всякий случай…
Однако годы напряжённой работы не прошли для академика даром. Из Москвы он благополучно вернулся, намереваясь максимально ускорить работы, но совсем занемог — сказались последствия застарелого туберкулёза. 19 июля 1946 года академика Богомольца не стало.
Его бумаги действительно искали, но не нашли, а Груня обещание, данное учёному, выполнила и хранила заветное досье за иконой Богородицы в своём деревенском доме всю свою жизнь.
Глава 28. Оживить президента
В середине июля, перед временем отпусков, Францев, как и планировал, завершил свою работу в Токио. Сорокаградусная жара сжигала и плавила город. Над зданиями и заливом нависла такая сизая дымка, что сквозь неё порой было трудно что-то рассмотреть. Воздух, разогретый движением миллионов автомобилей, снующих туда-сюда, не остывал даже ночью. И прохладная, омытая летними ливнями Москва с распустившимися липами показалась Сергею с дочерью благоуханным оазисом.
Сразу после возвращения из Токио Францев позвонил в приёмную МотоВАЗа и попросил передать Вересовскому, что находится в Москве. Ответный звонок последовал на следующий день.
— Вернулись, Сергей Николаевич? — раздался в трубке, как всегда, торопливый голос Вересовского. — Очень, очень кстати, вы мне как раз нужны. Сейчас машину за вами вышлю. Скажите, куда ехать. Дима, Дима, — услышал Францев в трубке отдалившийся голос Вересовского, — держи, держи, запиши!
Францев продиктовал адрес. Через час он уже сидел в знакомом кабинете.
— Значит, так. — Хозяин кабинета встал из-за стола и заходил по комнате. Зачем-то, подойдя к окну, отодвинул занавеску и на секунду замер, будто опасаясь, что за ними наблюдают. «Нет, это чисто рефлекторное», — отметил про себя Францев. Движение помогало Вересовскому думать. — Тут вот какое дело, — продолжил олигарх. — Стареет наш президент, стареет. А на него вся надежда — он рухнет, и мы с ним рухнем. И это будет настоящей катастрофой. Кто ж нам, кроме него, ещё такое позволит?! А скоро выборы. В общем, волшебный напиток нам нужен, живая вода, так сказать. — Он издал короткий смешок. — Окропили его живой водой, и ожил братец Иванушка.
Олигарх улыбнулся своему вольному изложению русской народной сказки.
— Вы о Богомольце слышали? — внезапно спросил он.
— Создатель знаменитой сыворотки, заживляющей раны? Академик? — ответил Францев.
— Именно. Личность когда-то очень известная. Так вот, у нас есть часть его архива. Он по заданию Сталина работал над, как бы это сказать, эликсиром бессмертия. Так я его называю — в шутку, конечно, но, как известно, в каждой шутке лишь доля шутки, а остальное всё правда… В общем, создавал он препарат, чтобы жизнь продлевать. В Киеве под это дело целый институт геронтологии построили. Сам Богомолец умер сравнительно рано. Но наработки остались. Говорят, он их от всех скрывал. Боялся, перехватят. Бумажки с его ранними экспериментами мы добыли, они у нас есть. Но надо найти главное досье.
— И где же его искать, если оно вообще есть? — поинтересовался Францев.
— Думаю, что-то есть, — отозвался олигарх. — Но знаю, не мы одни этим интересуемся. Они там, в Киеве, распродают всё, что можно: оружие, танки, ракетные установки и наверняка научные архивы. Богомольца, кстати, на Западе хорошо знают. За его работой там внимательно следили. Говорят, он так ничего и не создал, не успел. Но в этих бумагах может быть ключ к разгадке. Так что в Киев я хочу вас отправить, Сергей Николаевич. В Киев! Собирайтесь. Через два-три дня поедете. А пока изучите вопрос.
