— Вспомнили что-нибудь, что поможет найти ее? — скептически поинтересовался детектив.
— Нет. Увы.
Трумэн заметил, что шериф округа склонился над одним из рождественских домиков. Его палец находился в дюйме от рождественского венка, висящего на крошечной дверце.
— Ничего не трогать, — приказал Болтон.
Шериф тут же выпрямился.
— Да я и не собирался… — Он выглядел виноватым. — Голова ни у кого слегка не кружится? У меня — да. То ли этот сухой мох так пахнет, то ли еще что… Я как будто слегка приложился головой. А может, просто воздух спертый…
Трумэн вдруг почувствовал то же самое. Он окинул взглядом игрушечные домики.
Из чего они сделаны, кроме дерева?
— Я тоже чувствую, — ответил Болтон. — Все на выход!
Выйдя из комнаты, Дейли ощутил нормальный здоровый запах — запах домашних животных. Эван потер глаза.
— Как думаете, там есть какие-то галлюциногены? — спросил он. — У вас те же ощущения, верно?
— Да, я что-то почувствовал. Может, все дело в спертом воздухе или в аллергии…
— И у нас всех сразу обнаружилась аллергия на что-то одно? — усомнился Болтон. — Там явно что-то не так. Предупрежу криминалистов. — Он взглянул на Дейли: — Полагаю, вам пора на работу. И передайте Мерси, чтобы ехала домой. Она всю ночь на ногах.
— Она никуда не уедет, пока не появится служба опеки.
Трумэн заметил ее в загоне рядом с Морриган, завязывающей розовый бант на ухе черной козы. Три крошечные козочки толкались, стараясь дотянуться до горсти корма в ладони Мерси, на радость последней. Ее смех отражался эхом от пыльных стропил.
От этого звука душа Дейли словно обнажилась, а в груди разлилось тепло. Ради нее он сожжет любые мосты и пересечет пустыню. Ему так повезло, что она с ним…
Это чувство — любовь?
Да, конечно да.
Трумэн отвернулся от детектива, который смотрел на него с легкой завистью.
Донесшийся снаружи треск шин по снежному насту известил о появлении еще одной машины.
— Может, нам повезло и это как раз кто-то из опеки, — предположил Болтон.
Мне и без того везет последние четыре месяца.
6
Автомобиль действительно принадлежал представительнице службы опеки. Мерси тщательно расспросила вежливую женщину, прежде чем позволила ей забрать девочку. Во время допроса женщина не переставала улыбаться, невольно вызвав уважение Трумэна. Морриган она понравилась, а перспектива жить у нее дома до возвращения матери и там познакомиться с другой десятилетней девочкой весьма заинтересовала. После их отъезда Мерси отправилась домой, чтобы принять душ и вздремнуть. Дейли же поехал на работу.
— Огастес Макги хочет встретиться с вами в закусочной, — объявил Лукас, едва Трумэн переступил порог полицейского участка.
Дейли замер со шляпой в руках, не донеся ее до вешалки. Огастес был местным сплетником.
— Почему он сам сюда не пришел?
— Вы знаете почему.
— Серьезно? Что, ноги его в полицейском участке не будет?
— Здание принадлежит правительству — это достаточно веская причина для старого болвана.
— Да уж… И чего же он хочет?
— Он скрытничал и не сказал ничего конкретного, но, по его словам, это имеет отношение к вашему текущему расследованию.
То есть к смерти Оливии Сабин. Трумэн не расследовал это дело, но что еще мог иметь в виду Огастес?
— Вернусь через полчаса.
Шеф полиции снова надел шляпу и застегнул куртку. Он собирался поискать информацию об Оливии и Саломее Сабин, но это дело придется отложить. По крайней мере теперь можно пусть с запозданием, но перекусить.
— Полчаса? Ну да, конечно. Если сильно повезет. — От ухмылки лицо Лукаса едва не разорвало пополам. — Приятно провести время, босс.
Яркое солнце в чистом голубом небе обмануло Трумэна, спешившего к расположенной в двух кварталах закусочной: оно обещало как минимум плюс двадцать шесть, а оказалось минус шесть. Ждать лета придется еще месяцев пять.
В окне закусочной шеф полиции заметил лысеющую голову с взъерошенными пучками седых волос над ушами. Огастес уже ждал. Трумэн, вздохнув, решил прямо сказать старику, что у него только полчаса на обед. Когда Макги приезжал на место пожара, они проговорили почти два часа. Огастес называл себя суверенным гражданином
[1] и несколько раз напоминал Трумэну, что полиция над ним не властна. Трумэн представил, как Огастес барахтается в огромном пузыре своих иллюзий, где ни одно правительственное учреждение не имеет никакой власти… Тем не менее старик, по-видимому, соизволит поговорить с полицейским и поделиться какой-то информацией.
Войдя в закусочную, Дейли обменялся с Макги рукопожатием и уселся напротив. Огастес смахивал на клоуна на пенсии: на круглом лице не хватало только красного носа и белой краски. Это был крупный мужчина с бледно-зелеными глазами, смотревшими на окружающий мир с глубоким подозрением. Он верил в черные вертолеты
[2], в стоящие на вышках сотовой связи считыватели мыслей и в то, что главная цель правительства — порабощение населения. Подчиненные Трумэна уверяли, что Огастес с каждым годом становится все безумнее.
— Огастес, у меня всего полчаса. Надеюсь, ты не возражаешь, если я пообедаю, пока мы разговариваем.
Появилась официантка:
— Шеф, вам кофе?
— Просто воды. И «бургер дня» — не важно с чем.
— Сегодня у нас гавайские бургеры: с ветчиной и ананасовым колечком.
— Самое то в снежный день, — ответил Трумэн.
Официантка налила воды и отошла.
— Чем обязан, Огастес?
Старик подался вперед, пристально глядя на шефа полиции и сжимая обеими руками кофейную чашку:
— Правда, что Оливию Сабин убили?
В Иглс-Нест слухи распространялись со скоростью света.
— А ты ее знал?
— Когда-то. Так это правда? — повторил Огастес. Его кустистые брови тряслись при каждом слове.
Трумэн отвел взгляд.
— Обстоятельства ее смерти… подозрительны, — ответил он, тщательно подбирая слова. — Точнее будет известно только завтра, когда получим результаты вскрытия.
Огастес откинулся на виниловую спинку дивана и глубоко вздохнул. Его плечи поникли.
