Шеф полиции завел машину и вспомнил, каким раздосадованным выглядел детектив Болтон на утреннем допросе по поводу визита Трумэна к Робу Мюррею. Трумэн мог сказать немного: приехал к Мюррею и уехал. Поблизости никто не ошивался, и Роб явно не боялся за свою жизнь. Дейли по-прежнему был уверен, что кто-то — хочется надеяться, сам владелец — переставил машину Мюррея до того, как произошло убийство. Сделавшему свое дело убийце это явно незачем — разве что порыться в автомобиле в поисках чего-нибудь ценного.
Наверняка это сделал сам Мюррей.
Трумэн знал, что никто всерьез не подозревает его в убийстве Роба Мюррея, но ему все равно очень не нравилось, что он оказался замешан в этом деле. Словно в его безупречном послужном списке поставили жирный черный крестик. Хотелось его стереть. А все потому, что полез в расследование, к которому не имел никакого отношения.
Вот до чего доводит любопытство…
23
Летом после выпускного я заехала к Кристиану домой. Я поссорилась с матерью, и мне хотелось, чтобы кто-то выслушал мои жалобы. Мы с Кристианом очень сблизились за последние полгода и поддерживали друг друга, когда у нас возникали проблемы.
Он был моим лучшим другом. Единственным другом.
Его родители развелись десять лет назад. Кристиан говорил, что его мать до сих пор горюет из-за развода. Я ее еще не встречала. Семейство жило во внушительном особняке в самом красивом районе города. Я знала, что отец Кристиана — известный в Портленде адвокат; наверное, он все еще снабжал деньгами свою бывшую. Элегантный особняк поразил меня. Именно о таком я и мечтала. Гараж на две машины, ухоженная зеленая лужайка и соседи с такими же шикарными домами. Мне хотелось стать им ровней.
Но все, что было у нас, — это старая лачуга в лесной глуши, спрятанная от остального мира.
Я позвонила в дверь и стала ждать, любуясь терракотовыми горшками с петуниями. Дверь открылась. Я впервые оказалась лицом к лицу с его матерью. Бренда Лейк была миниатюрной, худой, как грабли, блондинкой. Моя полная противоположность. Ее безупречно уложенные волосы, золотые кольца и педикюр буквально кричали о богатстве.
Я представилась и попросила позвать Кристиана. Бренда испепелила меня взглядом. Я выдохнула и незаметно принюхалась. Красно-оранжевый. Гнев. Горечь. Ненависть.
Кристиан оказался прав: Бренда по-прежнему преисполнена горечи. Я выдавила из себя улыбку и снова попросила позвать Кристиана.
— Что тебе нужно от моего сына?
Она говорила спокойно, но я уловила нотку гнева. Ее лицо превратилось в суровую маску. Она и не подумала посторониться, чтобы пригласить меня в дом.
Я немного испугалась.
— Он ждет меня. Мы собираемся на ланч.
Бренда поджала губы:
— Ему незачем…
— Саломея?
Кристиан улыбался мне из-за плеча матери. Я уцепилась за его улыбку как за спасительную соломинку.
— Куда это ты собрался? — огрызнулась его мать.
— На ланч, — заявил Кристиан. Его прекрасная улыбка погасла. Он положил ладонь на предплечье матери, чтобы мягко отодвинуть: она стерегла дверь словно каменный страж.
— Минутку, мне надо кое-что тебе сказать, — сообщила Бренда. Затем бросила взгляд в мою сторону. — Он сейчас вернется.
И захлопнула дверь у меня перед носом.
Я не могла дышать. Просто стояла как идиотка, уставившись на железный дверной молоточек, как будто его мать вот-вот появится на пороге, рассмеется и объявит, что это шутка. Дверь не открывалась. Я попятилась с маленького крыльца и чуть не упала, промахнувшись на одну ступеньку.
Почему она так груба со мной?
И тут я догадалась. Когда дверь открылась, в глазах Бренды промелькнуло узнавание. Я подумала, что она рассержена, потому что, как говорил Кристиан, постоянно недовольна. Но на самом деле она знала, кто я такая.
Знала, что я ведьма. Шлюха. Проститутка.
Я пошла к своей машине, подгоняемая яростью. Обычно я наслаждалась подобными прозвищами, но презрение этой женщины ранило меня глубоко в сердце. Я надеялась, что мать моего лучшего друга окажется не такой.
Через окно доносились их голоса. Я остановилась, не удержавшись от искушения подслушать.
— Ты вела себя грубо!
Никогда не слышала, чтобы Кристиан говорил таким рассерженным тоном.
— Я знаю, кто она такая, — прошипела его мать. — Знаю, какую жизнь она ведет. И не подпущу ее к своему сыну!
— Ты ни черта не знаешь. Все это мерзкие сплетни.
— Ее мать была шлюхой, а дочь пошла по стопам матери. Они обе грязные шлюхи без гроша в кармане.
— А ты просто сноб! Судишь всех по одежде и машине! — выкрикнул Кристиан. — Саломея замечательная. Мне нравится с ней общаться.
У меня потеплело на сердце.
— Она изваляет тебя в своей грязи. Нам нельзя опускаться до их уровня. Они ведьмы. — Последние слова прозвучали так, словно Бренду сейчас стошнит.
Последовала долгая пауза.
— Ты ужасный человек.
Кристиан сдерживался, но в его голосе отчетливо слышалась злость.
— Ты куда? Вернись сейчас же, — голос его матери казался удрученным. — Видишь? Она уже как-то сумела околдовать тебя.
— Оставь меня в покое, — донесся голос Кристиана у самой двери. В то же мгновение она распахнулась. Кристиан улыбнулся мне, но его глаза горели яростью.
— Я не настаиваю, — сказала я. — Можем съездить на ланч в другой раз.
— Не обращай внимания на Бренду. Ей невыносимо, что я больше не позволяю ей указывать, что мне делать.
Он вышел из дома, прошел мимо меня — и резко обернулся, заметив, что я осталась на месте.
— Так ты идешь?
— Не хочу становиться камнем преткновения между тобой и твоей матерью.
Ссоры с Оливией разбивали мне сердце. Мне не хотелось, чтобы подобное произошло и с ним.
На подъездную дорожку к дому въехала спортивная машина. Я совершенно не разбиралась в автомобилях — вот что значит жить в лесу, — но интуитивно поняла, что он дорогой. При виде водителя у меня перехватило дыхание. Старший брат Кристиана.
Кристиан придвинулся ко мне, не сводя глаз с брата. Тот вышел из машины и направился к нам с улыбкой на лице, на ходу ослабляя тугой узел галстука.
— Привет, братишка.
Взгляд Габриэля устремился на меня, но я не заметила в нем признаков узнавания.
Человек, который накачал меня наркотиками и чуть не изнасиловал, даже не вспомнил меня.
— Кто это? — спросил он, радушно улыбаясь.
— Друг. Мы собираемся с ней на ланч.
