— Не хотелось бы, чтобы вы что-то упустили из виду.
Трумэн понимал опасения детектива. В ходе расследования легко «ослепнуть», сосредоточившись на какой-то зацепке в ущерб остальным. Излишняя сосредоточенность на чем-то одном — риск упустить многие другие возможности.
— Мне тоже этого не хочется.
Болтон отключился.
Ну и зачем он звонил мне? Мог бы рассказать свою версию Аве или Эдди…
Дейли снова посмотрел на рисунки. Пунктирные линии Болтона определенно напоминали оружие.
Почему?
В коридоре послышались шаги. Дэвид Агирре остановился у двери.
— Есть свободная минутка?
Священник был в снегу с головы до ног. Он стянул с головы шапочку, вызвав в коридоре маленькую снежную бурю.
Трумэн встал и жестом пригласил посетителя присесть.
— Что случилось?
Дэвид мял в руках шапку. На лице его отражалось смятение.
— Не уверен, мое ли это дело…
— Давайте я сам решу, ваше это дело или нет.
— Когда вы на днях просматривали те конкретные месяцы в церковных записях, вы искали какую-то связь с Саломеей Сабин, да?
— Честно говоря, Дэвид, я не уверен. Поскольку похожая на Саломею женщина, возможно, вломилась в церковь и у нас был еще один взлом в библиотеке, я пытался как-то связать их. Замешана ли во всем этом Саломея, еще предстоит выяснить.
— Ну, я предположил, что именно это вы и искали. Я знал, что она поступила в старшую школу на год позже меня, поэтому прикинул ее возраст и еще раз проверил записи. Я просмотрел более поздние даты, чем вы.
Священник выудил из куртки бухгалтерскую книгу, перевернул страницу и протянул Трумэну.
Книге передалось тепло от тела Дэвида. Дейли отметил, что на этой странице значились даты почти на год позже, чем даты с той микрофиши. Его внимание сразу привлекло имя: Саломея Бет Сабин. Возраст: две недели. Оливия значилась единственным родителем.
— Ее крестили в церкви? — удивился вслух Дейли. — Это немного странно.
— Вы недооцениваете, как важна для людей вера в Господа. У нас с Оливией были не только разногласия, но и общие взгляды. Подозреваю, крещение дочери имело для нее какое-то очень важное символическое значение.
Трумэн уставился на дату крещения. Он повернулся к компьютеру, быстро вошел в базу данных и убедился, что не ошибся.
— По данным департамента транспорта, Саломея родилась за шесть месяцев до своего крещения. — Он посмотрел на Дэвида. — Не верю, что священник мог принять шестимесячного ребенка за двухнедельного. Видимо, правильная дата именно та, что в записи о крещении.
— Откуда вы знаете, что дата крещения противоречит дате рождения? — Дэвид нахмурился.
— Пока все искали Саломею, я нашел ее водительские права и обратил внимание на дату рождения. Хотел выяснить, столько ли ей лет, сколько я думал.
— Значит, есть разница в несколько месяцев. И что с того?
— Двенадцать месяцев до крещения ее отец Антонио Риччи провел в тюрьме.
Тут Агирре все понял.
— Ох. Надо же…
Трумэн кивнул.
Но насколько важны эти сведения?
31
Морриган не сидится на месте.
Занять ее нелегко. Мы обитаем в маленьком замкнутом пространстве уже три дня, и она хочет знать почему. Я не могу сказать ей, что кто-то хочет убить меня. И ее. Сегодня мы снова играли в снегу. Я слепила больше снеговиков и снежных ангелов, чем за всю жизнь. Мы начали строить и́глу, используя для лепки снежных кирпичиков прямоугольный контейнер. Это сложно и отнимает много времени. Как раз то, что нужно дочке.
Я чувствую энергию снега, погружая в него руки. Закрываю глаза, вдыхаю свежий снежный запах и чистый воздух. Рассматриваю в пригоршне крошечные кристаллики снежинок.
— Что ты делаешь? — интересуется Морриган.
Я показываю ей заснеженную перчатку:
— Что ты здесь видишь? Приглядись хорошенько.
Дочка стягивает варежку и осторожно трогает белый пушок.
— Они такие крошечные… Крошечные колючие кристаллики. — Она смотрит на фундамент и́глу. — Но могут сложиться во что-то огромное.
Она мягко забирает снег из моей ладони и сыплет на кирпичики нашей постройки. Отступает на шаг и зачарованно смотрит на запорошенные сосны. Я уже видела такое выражение ее лица у нас дома. Морриган предпочитает открытый воздух и обожает природу.
Я горжусь ею. Научить ее любить и уважать природу стало одной из моих главных целей с тех пор, как я обрела Морриган. В памяти мелькает лицо ее матери. Надеюсь, с ней все хорошо. Она никогда не узнает, какой чудесный подарок сделала мне.
Я мысленно благодарю природу за ее богатства. За окружающую меня красоту. За жизнь, которую она мне подарила. За мое дитя.
Пока скрывалась, я много размышляла. Очевидно, мы не сможем вернуться домой, пока мой отец охотится за нами. Я не раз думала, не рассказать ли полиции все, что знаю, но вряд ли они поверят мне. И смогут ли они охранять меня и Морриган круглосуточно? Нет, конечно. Лучше мы останемся в тени. Хотя нельзя прятаться вечно. Если он нашел нас в лесу, у него по-прежнему длинные руки и обширные связи.
Я должна убить его, чтобы над нами перестала нависать опасность. Ради моей дочери.
Других вариантов я не вижу.
Острая боль разрывает мне сердце. Как может ребенок убить собственного родителя? Вонзит ли Морриган нож мне в грудь, если я стану угрозой для нее? Или для ее дочери? Я мотаю головой. Пока у Морриган не появится свой ребенок, она не поймет, что матери готовы умереть ради детей.
Так поступила и моя мать.
— Я голодна, — говорит дочка.
— Да, уже почти время обеда. Давай вернемся в хижину, сделаем сэндвичи, а потом еще поработаем над и́глу.
Подумав, Морриган кивает и берет меня за руку. Мы медленно пробираемся по глубокому снегу обратно к нашему временному пристанищу.
Иногда моя малышка такая серьезная: обдумывает каждый шаг… Она изменилась после убийства Оливии. Иногда ее охватывает тревога, и она не отпускает меня. Морриган оплакивала бабушку и скучает по ней, но знает, что ей больше не больно. По ночам она цепляется за меня во сне и отказывается спать одна.
Я проклинаю отца за то, что он заронил в моей дочери такой страх.
— Кто это?
Я замираю и поднимаю взгляд от своих заснеженных сапог. Футах в ста стоит человек в синей зимней куртке. Он пристально смотрит на нас, а затем быстро уходит, неуклюже взбивая снежную пыль. До моего носа долетают красные и черные запахи. Гнев и ненависть. Я не видела его лица, но его движения и поза показались знакомыми. Я встревожена.
