Монахи достали трехногий табурет, подняли на него связанного Ришье. Спустя мгновение шея еретика оказалась в петле. Ришье уже чувствовал, как веревка впивается в тело, и слишком живо воображал себе, как она затянется туже. И ведь шейные позвонки не сломаются. Он будет умирать долго и в одиночестве.
Один из монахов повернулся; лицо великана оказалось почти на одном уровне с лицом Ришье, хотя тот стоял на табурете.
— Слушай, — сказал монах. — Слушай внимательно.
Германца почти невозможно было понять из-за слишком грубого акцента. Было нечто ужасающее в том, что христиане не потрудились даже прислать переводчика, словно их совсем не заботило, скажет что-нибудь приговоренный или нет. Германцу было все равно, умрет Ришье или будет жить. Брудер выполнит приказ, закроет сарай на ключ и беззаботно выйдет на солнечный свет.
— Ты знаешь, где Грааль, ты говоришь мне, я привожу дьякона. Ты не говоришь мне, я вышибаю табурет. Ты не знаешь, где Грааль, я вышибаю табурет. В конце концов кто-то скажет. Веревок много, балка длинная. — Монах ухмыльнулся. — Табурета хватает одного.
Его напарник захохотал, произнес что-то на непонятном языке. Теперь засмеялись оба. Решив, что достаточно потратил времени на последнее напутствие, первый монах отвел ногу для удара, а второй уже двинулся к дверям. Он даже не собирался ждать, пока приговоренный закачается в петле.
— Я знаю, — выдохнул Ришье.
Германец застыл с поднятой ногой.
— Ты знаешь?
Он что-то крикнул через плечо. Его товарищ вернулся. Монахи коротко посовещались.
— Ты знаешь, где Грааль?
— Я знаю, где Грааль. Я скажу.
Впервые палачи выглядели растерянно, словно им не дали указаний на такой случай или они забыли, что нужно делать.
— Мы приведем дьякона, — наконец сказал первый. — А ты… ты стой здесь.
Юмор последней фразы тут же дошел до него, и он повторил ее напарнику, что вызвало еще один взрыв смеха.
Ришье остался в темном и зловонном сарае на табурете, стараясь, чтобы дрожащие ноги не подкосились под ним. Когда же внутрь снова проник свет и Ришье увидел обращенное к нему неумолимое лицо тщедушного дьякона, ясно было, что еретик сломлен навсегда.
— Снимите его, — приказал Эркенберт. — Дайте воды. А теперь ты расскажешь мне все, что знаешь.
И слова потекли из Ришье. Местонахождение. Необходимость иметь проводника, причем если проводник, то есть сам Ришье, умрет, им никогда не найти Грааль. Как он вытаскивал реликвии. Одноглазый, которого еретики сочли новым мессией. Его лживость, его коварство.
Эркенберт дал еретику выговориться, уверенный, что человек, павший так низко, никогда уже не отречется от своего согласия предать. Под конец Ришье решился задать вопрос.
— Эти убитые, — прохрипел он. — Некоторые из них наши, а некоторые — нет. Разве вам не придется отвечать перед вашим Богом — перед истинным Богом — за католиков, которых вы убили?
Эркенберт недоуменно глянул на него.
— Какое это имеет значение? — спросил он. — Бог даровал им милость умереть за Него, и они будут вознаграждены. Неужели ты думаешь, что Всевышний не отличит своих?
Глава 27
Эркенберт с сомнением и подозрением глядел на принесенную ему старую деревянную лесенку. Он видел много реликвий: мощи святого Вильфрида и святого Гутлака, святого Кутберта и Беды Достопочтенного, а однажды даже выставленный для обозрения кусочек подлинного Креста Господня. Но никогда ему не доводилось видеть реликвию без всяких следов поклонения. Лесенка выглядела так, словно крестьянин лет двадцать назад оставил ее около поленницы и забыл сжечь. Она была старой, это дьякон допускал. И выглядела в точности как та побрякушка, которую одноглазый язычник носил на шее.
— Ты уверен, что это Грааль? — спросил дьякон.
Предатель Ришье забормотал что-то в подтверждение.
— Не ты. Ты, Сигарт. Это ли та реликвия, которую ищет император?
— Она была надежно спрятана, — бесстрастно ответил Сигарт. — Глубоко внутри горы; на пути полно ловушек. И засад тоже. Нескольких человек потеряли. Но я вел эту крысу на поводке и жег факелы. В конце концов мы нашли ее. Странное место. Куча сожженных костей.
— Отвечай на вопрос!
Сигарт поморщился, будучи вынужден принять решение.
— Да, я думаю, это она. По крайней мере, так считают еретики. Рядом с ней мы еще много чего нашли.
Он шевельнул большим пальцем, и подошли четыре человека. Еще один повелительный жест, и они раскрыли принесенные мешки, высыпав содержимое на грязный пол халупы, которую Эркенберт избрал своим пристанищем. У дьякона перехватило дыхание при виде золотых блюд, кубков, кадильниц для фимиама, предметов, которые, по всей видимости, предназначались для божественных служб.
«Вернее, для идолопоклоннических служб», — поправил он себя.
Во всяком случае, это не из имущества мирян, даже не из имущества королей. У дьякона начало складываться определенное мнение. И тут его взгляд упал на неожиданные среди этой роскоши предметы. Книги. Две штуки.
Он поднял одну, раскрыл.
— Что это? — спросил он у безучастного ко всему Ришье.
— Это священные книги нашей… э-э… еретической веры. Только два экземпляра. — Ришье хотел было сказать: «Осталось только два экземпляра», но какой-то внутренний голос удержал его.
— И что же в них священного?
— Они рассказывают правду о том… Якобы они рассказывают правду о том, что произошло после того, как Христос был снят с креста.
— Об этом рассказывается в Евангелии от Никодима. Святая церковь не сочла его достойным включения в библейский канон, но относится к нему с почтением. В христианских библиотеках есть много списков этого Евангелия.
— Здесь рассказана другая история, — прошептал Ришье.
Он не осмеливался даже намекнуть, о чем идет речь.
С застывшим лицом Эркенберт принялся перелистывать страницы книги. Латынь, на которой та была написана, не вызвала у него затруднений, хотя секунду-другую дьякон кривил губы от презрения к варварским искажениям языка. Затем его лицо сделалось суровым и мрачным. Дьякон дошел до утверждения, что Христос остался жив. Он не умирал. И не воскресал. Сбежал, женился, растил детей. Отрекся от своей веры.
Отрекся от своей веры.
— Ты читал эту книгу? — спросил Эркенберт.
— Нет. Никогда.
— Ты лжешь. Ты знал, что в ней рассказана другая история. Сигарт! Что ты сделал с людьми, которые были повешены в сарае?
— Выкопали могилу. Ждем священника, чтобы прочитал над ними погребальную службу. Некоторые из них могли быть добрыми католиками.
— Погребальной службы не будет. Некоторые из них были заведомые еретики. Еретики настолько гнусные, что не заслуживали бы похорон, если бы не вонь, которая от них остается. Но вонь от этих книг еще сильнее. Прежде чем зароешь могилу, Сигарт, брось их туда. Мы не предадим эти книги очищающему пламени, пусть лежат и гниют вместе с их читателями. И еще, Сигарт…
