Но мильный столб уже показался вдали, и отряд успевал к назначенному времени. Шеф огляделся вокруг. Если подстроена засада, то здесь самое подходящее для нее место.
Квикка и его люди слезли с мулов и пошли медленнее, с арбалетами наготове, озираясь по сторонам, не сверкнет ли пущенный в них дротик или стрела.
В зарослях кустарника раздалась звучная трель. Похожая на птичью, но менее мелодичная. Пение свирели. У Шефа волосы на загривке встали дыбом, он повернулся и уставился своим единственным глазом на мальчика. Еще мгновение назад его там не было. Кто это — полубог, таинственный горный обитатель вроде северных марбендиллов или финских снежных чародеев?
В него уже целились пять арбалетчиков. На три больше, чем необходимо. Шеф развернулся и внимательно оглядел всю окрестность. Если мальчишка послан отвлечь внимание, нападение произойдет с другой стороны. Берси Хольмганг понял его опасения и с занесенным копьем сошел с дороги.
Но больше никого не было видно. Паренек стоял недвижно, пока не убедился, что никто в него со страху не выстрелит. Он снова подул в свирель, позвал Соломона. Шеф не разобрал ни слова.
— Он говорит, мы должны идти за ним.
— Куда?
Соломон хмуро показал в сторону гор.
Через несколько часов Шеф задумался, уж не послан ли мальчик с тростниковой свирелью для того, чтобы с особой изощренностью предать их медленной смерти. Северяне, оставив мулов, с ворчанием карабкались по склону горы. Солнце стояло прямо над головой, и никто не произносил ни слова. Склон был крутым, как скат крыши, сплошной кустарник — колючим, а камни скользкими. Колючки царапали кожу, цеплялись за одежду, а мальчишка пробирался под кустами с ловкостью угря.
Но хуже колючек были камни. Через некоторое время Шеф понял, что он и его люди постоянно отклоняются от прямого пути, всеми силами стараются обходить раскалившиеся под отвесными солнечными лучами камни, которые обжигают голые ладони и припекают даже сквозь кожаные подошвы.
Однако еще хуже камней был уклон. Ни один северянин, проведший в море недели, не был готов к дальним прогулкам, но даже быстроногому финскому охотнику пришлось бы туго, если бы мышцы бедер онемели от запредельной боли, и он, наверное, зарекся бы впредь ходить пешком. Но сейчас все сосредоточились только на том, чтобы взобраться по склону — хоть на карачках, хоть ползком на животе.
А смерть им грозила от жажды. От жажды и от сердечного приступа. В футе над землей клубилась пыль, забивалась в ноздри ползущего, попадала в рот и колом стояла в горле. Сначала у каждого был кожаный мех с водой. Первую остановку они сделали меньше чем через милю. Следующие привалы все учащались. На третьем привале Шеф, уже хриплым голосом, распорядился, чтобы викинги все до одного сняли кольчуги и кожаные поддевки и несли их скатками на спине. Сейчас Шеф сам нес чужую скатку. Он заметил, что Стирр, кузен Бранда, все больше багровел, пока по цвету не сравнялся с черничным соком. Теперь же Стирр сделался смертельно-бледным. А проклятый мальчишка то и дело исчезал впереди и снова возвращался, свистом звал за собой. Шеф повернулся к Квикке, который держался немного лучше других и тоже нес чью-то ношу вдобавок к своей.
— Когда этот паршивец вернется в следующий раз, — прохрипел Шеф, — и тебе покажется, что он решил сбежать, застрели его.
— Соломон, — сказал король переводчику, который легко переносил жару и жажду, хотя дышал тяжело и шатался от усталости, — переведи ему. Отдых и вода. Или мы его убьем.
Соломон вроде что-то ответил, но Шеф не слушал. Маленький проводник возвратился. Шеф со стоном попытался ухватить его за рубашку, но паренек извернулся, досадливо махнул рукой и бросился наверх. Квикка навел арбалет дрожащими руками. Оказалось, что в нескольких шагах наверху проходит гребень, за которым стремительно исчез мальчишка.
Собрав последние силы, Шеф перебрался через гребень. Увидел перед собой захудалую деревушку в дюжину домов, из камней, которые, должно быть, наковыряли в окрестных скалах. Гораздо лучше деревни смотрелась зеленая лужайка перед ней. Неподалеку, пробиваясь из скалы над каменной выемкой, бил родник. Сквозь неумолчный стрекот цикад в кустах Шеф вдруг явственно услышал журчание воды.
Он оглянулся, увидел, что его люди преодолевают последнюю сотню ярдов подъема. Попытался крикнуть «вода!», но слова застряли в пересохшей глотке. Ближайший воин прочитал это слово в его глазах и с новыми силами устремился вперед. Далеко ниже по склону Стирр, Берси, Торгильс и Огмунд продолжали брести спотыкаясь.
Шеф сбежал по склону, схватил ближайшего воина, прохрипел ему в ухо: «Вода», подтолкнул его к гребню. Спустился к следующему. Стирра пришлось нести последние пятьдесят шагов, и, оказавшись наверху, он, хотя Шеф и упирался ему плечом под мышку, шатался на ровном месте как пьяный.
«Впечатление мы производим никудышное, — понял Шеф, — кто бы на нас ни смотрел. Не король со свитой, а ватага нищих с пляшущим медведем на поводке». Он постарался утвердить Стирра на ногах и рявкнул, чтобы тот собрался, вел себя как настоящий дренгр. Стирр поплелся к воде, его встречал Берси с ведром. Половину плеснул на задыхающегося великана, остальное вылил ему в ладони.
— Он умрет, если сейчас нахлебается холодной воды, — сказал Соломон, стоя с пустым ковшом.
Шеф кивнул и огляделся. Остальные жадно пили, явно не способные думать ни о чем, кроме своей жажды. Он и сам ощущал аромат воды, чувствовал непреодолимую потребность броситься к ней и окунуться, как сделали все.
За ними следили. Если это ловушка, то она сработала. Уже долгое время его люди не смогли бы ничего противопоставить мечу, дротику и стреле, разве что враги не пускали бы их к воде. Шеф заставил себя гордо выпрямиться, с напускным равнодушием принял от Квикки полный ковш и, подняв голову, пошел к группке следящих за пришельцами людей.
Они были вооружены луками и топорами, но это не выглядело опасным. Просто орудия охоты и труда и люди, числом около тридцати, — пастухи и птицебои, а не воины. Ни один не выделялся одеждой и другими приметами власти, но Шеф умел наблюдать за манерами поведения. Вот этот, седобородый и без оружия, — он и есть главный.
Шеф подошел к нему, попытался насмешливо сказать: «Вы нас победили своими дорогами», — но слова не выходили из горла. Он поднес ковш к лицу, прополоскал рот от пыли, ощутил, как вода ласкает нёбо. Почувствовал желание проглотить воду, жгучее, почти непреодолимое. Он должен доказать этим людям свою власть, по крайней мере власть над самим собой. Он выплюнул воду на землю, произнес свою фразу.
Ни малейшего признака понимания. Когда Шеф выплюнул воду, глаза седобородого расширились, но теперь тот просто морщил лоб. Шеф попробовал обратиться на своем примитивном арабском:
— Вы взяли нашу женщину.
Седобородый кивнул.
— Теперь вы должны ее отдать.
— Сначала ты скажешь мне кое-что. Разве тебе не нужна вода?
Шеф поднял ковш, глянул на воду, вылил ее на землю.
