— Подстрекать халифа, чтобы ринулся в бой. И потерпел поражение.
— И как это устроить? У халифа есть военачальники, он будет слушать их советы, а не наши. Да мы и сами не знаем, какой совет будет правильным, а какой нет.
— Мы не разбираемся в стратегии, — торжественно заявила Альфлед, — зато разбираемся в людях. Выберем самого большого дурака и будем поддерживать его точку зрения. Самый большой дурак у нас — Муатья. Давайте поможем ему. Пусть наши голоса с подушек нашептывают то же самое, что этот осел говорит на совете. И мы еще кое-что добавим. Как горячо желаем победы нашему повелителю, такому сильному, такому воинственному, такому страстному…
Ее сарказм был принят с молчаливым одобрением. Потом девушка из страны франков сказала:
— Значит, мы договорились, что в случае удачи та из нас, которая окажется в фаворе у победителей, замолвит словечко за остальных? Если так, я с вами. Но я бы посоветовала еще одно, а именно: потянуть время. С каждым днем боевой дух в войске халифа падает. Чем сильнее будет беситься из-за этого халиф, тем быстрее станет распространяться зараза. Среди тайных едоков свинины, среди бывших христиан мустарибов, среди сторонников Тулунидов, среди читателей греческих философских книг, среди тех, кто хотел бы переписать Коран. Среди всех тех, кто в глубине души верит в то, что сказала нам женщина из племени данов.
— Что нет Бога и нет Аллаха, — горячо подхватила Альфлед.
— Что вообще никаких богов нет, — поправила ее черкешенка.
Глава 21
Кольцо вокруг Септимании постепенно сужалось. Сначала блокада стала плотной, потом явной, потом слишком явной. Князь города-крепости Бенджамин ха-Наси на первых порах не хотел об этом и слышать, будучи уверен, что беды, накликанные на него гостящими в городе чужеземцами, пройдут стороной. Особенно если приложить к этому руку — выдать чужаков разъяренному римскому императору или прогнать в море, навстречу грекам с их огнем.
Вскоре он избавился от подобных заблуждений. Стало очевидно, что император в своем священном гневе не делает различия между христианскими еретиками, которые спрятали от него драгоценный Грааль, язычниками, которые этот Грааль выкрали, и евреями, которые отвергли Христа и кричали: «Распни Его!» Парламентеры, посланные однажды Бенджамином, на рассвете «вернулись» — их головы перебросили в мешке через стену. Распространился слух, что перед смертью их насильно крестили, чтобы, по собственным словам императора, дать неверным собакам последний шанс на спасение души. В тот же день защитникам крепости с безопасного расстояния прокричали о поставленных императором условиях. Первое и самое главное — Грааль. Второе — выдача его похитителей во главе с одноглазым королем. А третье — капитуляция всего гарнизона и явка должностных лиц города с повинной, босиком, в одних рубахах и с веревками на шее, в знак полной покорности воле Господа и Его наместника на земле.
Но Грааля в Септимании не было. А без него рассчитывать на милосердие императора не приходилось. С печалью вспоминая римского императора Веспасиана и событие своей давней истории — падение Масады, — иудеи Септимании приготовились к отчаянному сопротивлению. Гонцы спускались по веревкам со стен или пробирались берегом, пытаясь передать сообщение их номинальному повелителю, кордовскому халифу, о нападении христиан на Дар-аль-Ислам, дом ислама. Увы, слишком часто окрики и вопли в ночи свидетельствовали, что гонцов перехватили. Ни у кого не возникало сомнений, что халиф откликнется на вызов христиан. Другое дело, как долго он будет собираться, насколько охотно станет защищать своих подданных, исповедующих другую религию, и каких сплетен о предательстве евреев он уже наслушался.
Северные моряки с воодушевлением помогали горожанам готовиться к обороне. Как только сторожевые костры противника стали появляться по ночам на окрестных холмах, Квикка разослал помощников с заданием принести каждый обрывок веревки и кусок дерева, который удастся найти в крепости или на двух десятках рыбачьих лодок и других судов, оказавшихся запертыми в гавани. Квикка собирался изготовить как можно больше катапульт, насколько хватит материала и места на стенах. К этому времени англичане и викинги знали три разновидности метательных боевых машин.
Первая — хотя и последняя по времени появления на полях сражений — это онагры, потомки древнеримских устройств, возвращенные к жизни дьяконом Эркенбертом, скопировавшим их из трактата Вегеция «De re militari», «О военном деле».
Онагры с силой бросали камни по очень пологой, почти горизонтальной траектории. Их снаряды могли разрушить корабль, пробить в стене дыру. Прочные и громоздкие, они были трудны в изготовлении. «Малопригодны для стрельбы по пехоте и коннице, — как заметил Бранд. — Все равно что бить мух кузнечным молотом».
Вторую разновидность называли дротикометом. Такая же катапульта, как и мул, использующая силу скрученной пружины, но мечущая огромные стрелы или копья, словно гигантский станковый арбалет. Она пробивала любой щит или мантелет и наносила врагу несопоставимый с ее небольшими размерами урон. Но катапульты тоже были трудны в изготовлении и вдобавок опасны для прислуги. Когда вздумается лопнуть слишком сильно натянутой тетиве, с уверенностью не мог сказать никто, даже самые опытные только догадывались об этом. Обрывки канатов хлестали в стороны, разлетались куски деревянных рычагов, а стоящие поблизости люди получали страшные удары по рукам и ребрам. Освобожденные английские рабы, из которых много лет назад набрали первые расчеты для таких катапульт, со временем научились ставить на деревянные рамы предохранительные стальные рессоры. Но в Септимании не нашлось нужной стали. И тогда Квикка сказал своим помощникам на языке, которого местные жители не понимали:
— Да ведь не мы же будем крутить эти проклятые канаты, правильно? И катапульты убьют больше врагов, чем своей прислуги, так что все в порядке.
А третьей разновидностью были примитивные машины, которые король Шеф изобрел самолично и которые назывались вращательницами. Привод у них был ручной, несколько человек одновременно дергали за короткое плечо качающегося метательного рычага, а его длинное плечо вскидывалось и выбрасывало камень из прикрепленной к его концу пращи. Легкие в изготовлении и дешевые, вращательницы не требовали от своей прислуги никаких особых умений. Нетрудно было взять прицел по направлению, но почти невозможно — по дальности. Их снаряды летели по крутой траектории, толкаемые силой повисших на коротком конце рычага людей, а не закрученных торсионов или натянутых тетив. Наибольшую эффективность эти машины показывали при стрельбе по плотным боевым порядкам, когда воины не могли уклониться. Команда Квикки соорудила несколько десятков таких устройств, понаставила их на крепостных стенах; снаряды для них в неограниченном количестве можно было добывать прямо из каменистой почвы. Через некоторое время стрелять из вращательниц научились горожанки, которые не хуже мужчин налегали на рычаг, тем самым высвободив воинов для рукопашных схваток.
После первых попыток штурма, предпринятых с разведывательными и демонстративными, целями — хотя каждый раз на земле перед крепостными стенами оставались лежать убитые и раненые, — стало ясно, что дальнейший ход борьбы будет определяться характером местности.
