В этой суете Нэнни отвела ее в гримерку, она сняла грим, Нэнни помогла ей переодеться.
— Нэнни, да что же там случилось? Это сэр Дугал? Что за несчастный случай?
— Не беспокойся, дорогая. Нам все скажут. Всему свое время.
— Нэнни, сходи и спроси кого-нибудь. Спроси у мистера Мастерса. Скажи, что я хочу знать.
Нэнни вышла. Она наткнулась на кого-то из женщин в коридоре, и раздалось невнятное бормотание. Высокий, подвывающий, правильно выговаривающий слова голос было ни с чем не спутать.
— Нина! — позвала Мэри. — Входи. Входи, дорогая.
Вид у Нины был растрепанный, хотя она успела переодеться и кое-как натянула шерстяной берет с помпоном. Под глазами у нее были следы туши.
— Мэгги! — закричала она. — Ох, Мэгги, как это ужасно!
— Что ужасно? Вот, садись. Возьми себя в руки и ради бога скажи мне, что случилось. Кто-нибудь умер?
Нина часто закивала головой.
— Кто? Дугал? Да? Ради бога, возьми себя в руки. Неужели все потеряли голову?
Нина издала резкий визгливый смешок.
— В чем дело? — требовательно спросила Мэгги.
— Он потерял, — взвизгнула Нина. — Дугал потерял.
— Потерял что?
— Потерял голову. Я же тебе говорю: он лишился головы.
И пока Мэгги пыталась осмыслить услышанное, Нина разразилась грандиозной обличительной речью.
— Я ведь вам говорила. Я ведь многим из вас говорила. Но вы не слушали. Это проклятие «Макбета», говорила я. Если относиться к нему легкомысленно, оно вас поразит. Если бы Перри послушал меня, этого бы не случилось. Спроси Брюса Баррабелла, он тебе скажет. Он знает. Все эти трюки с головами. Это были предупреждения. А теперь посмотри…
Мэгги подошла к маленькому шкафчику с напитками. Сама она употребляла спиртное весьма умеренно, так что шкафчик был скорее для гостей, но она почувствовала, что сейчас ей нужно выпить, чтобы не упасть в обморок. Комната плыла у нее перед глазами. Она налила в стаканы две большие порции бренди и протянула один из них Нине. Руки у обеих страшно дрожали. Они быстро выпили, вздрогнули и выпили снова.
Вернулась Нэнни. Она бросила на них один взгляд и сказала:
— Вижу, вы знаете.
— Вроде того, — сказала Мэгги. — Только о том, что случилось. Но не знаем, как, почему, вообще ничего.
— Я видела мистера Мастерса. Первое, что все увидели — это голова, которую нес мистер Сирс. Мистер Мастерс сказал, что это всё, и что он повидает вас, как только сможет. Пока мы разговаривали, подошел очень видный джентльмен и сказал, что он из Скотленд-Ярда. И это все, что мне известно. Мистер Мастерс сказал, чтобы я дала им ваш телефон, а этот джентльмен переговорил с мистером Мастерсом и сказал, что я могу отвезти вас домой. Так что мы поедем, да, милая?
— Да. А ты, Нина? Ты можешь отпроситься, и мы тебя отвезем.
— Я договорилась поехать с Брюсом. Ему по дороге, он меня подвезет. Я как раз допила бренди. Спасибо тебе, дорогая Мэгги, мне лучше.
— Мне вроде бы тоже. Тогда пошли, — сказала Мэгги. — Запри дверь, Нэнни. Поедем домой. Им ведь будут нужны наши ключи?
Они оставили ключи мистеру Фоксу. Мастерс был погружен в беседу с Аллейном, но увидел Мэгги и поспешил ей навстречу.
— Мисс Мэннеринг, мне так жаль! Я собирался к вам зайти. Нэнни вам все объяснила? Ваша машина здесь? Это чудовищно, не правда ли?
Он пошел их проводить. Машина ждала у театра, а в аллее все еще стояла небольшая толпа. Мэгги подняла воротник, но ее узнали.
— Это Маргарет Мэннеринг, — закричал кто-то. — Что случилось? Что за несчастный случай? Эй!
— Я не знаю, — сказала она.
Нэнни забралась вслед за ней в машину, водитель посигналил и дал задний ход по аллее. Жадные лица лезли в окна. Бесстыжие лица. Любопытные, ухмыляющиеся лица. Водитель не переставая гудел клаксоном, и они наконец выбрались на Уорфингерс Лейн и набрали скорость.
— Ужасные люди, — сказала она. — А я думала, что люблю их.
И она беспомощно расплакалась.
Гастон Сирс подошел к передней двери своего дома и вошел внутрь. Он был полуночником и одиночкой. Интересно, было бы ему приятно, если бы на пороге его встречала маленькая нежная женщина, которая спрашивала бы его, как прошел день, или, вернее, вечер? И было бы для него естественным и приятным рассказывать ей об этом? Он прошел в мастерскую и включил свет. Вооруженный японский воин с дикой гримасой угрожающе надвинулся на него, но Гастона это не встревожило. Как он и ожидал, его китайская экономка оставила ему на столе поднос с ужином: крабовый салат и бутылка хорошего белого вина.
Он включил обогреватель и сел ужинать. Он был голоден, но его не покидала тревога. Что будут делать с его клейдеамором? Представительного вида полицейский уверил его, что с ним будут обращаться с величайшей осторожностью, но, хоть он и называл меч правильным словом, он не до конца понимал. Все обернулось так, что меч выполнил свою истинную задачу, но никто не может сказать, был ли он удовлетворен.
Ему очень понравилось играть Макбета для полиции. У него была феноменальная память, и много лет назад он был дублером на эту роль, так что, раз заучив ее, он больше никогда ее не забывал. Ему уже не в первый раз пришла в голову мысль: если они решат продолжать, то они могут предложить ему эту роль. Он бы хорошо ее исполнил.
Бог мой, подумал он. Они мне ее предложат! Это было бы хорошим решением проблемы. Я мог бы носить свою собственную одежду для Макбета. Сейтона может играть любой участник массовки с представительной внешностью. И я придумал поединок, я его знаю. В их исполнении он выглядел хорошо. В моем это был бы успех. Но поступить так было бы нелюбезно. Это была бы ошибка и проявление дурного вкуса. Так я им и скажу.
Он с аппетитом принялся за крабовый салат и до краев наполнил вином дорогой хрустальный бокал.
Саймон Мортен жил в Фулеме, совсем рядом с Челси. Он решил, что пойдет пешком до Сент-Джеймс Стрит, а потом через Вестминстер, где, вероятно, сможет поймать такси.
Он мысленно прокрутил в голове поединок. Гастон все сыграл и удалился в левую часть сцены. Он закричал и с шумом упал. Я не смог бы это сделать, подумал Саймон. Не за такое время. Нашел клей-как-его-там. Снял бутафорскую голову. Положил ее рядом с телом. Двумя руками схватился за рукоять. Размахнулся. А он что делал все это время? Ибо Гастон исчез. Саймон ушел за кулисы и обнаружил его стоящим с Ниной Гэйторн, королем и Уильямом. Он ждал своего выхода. Гастон спустился и вышел вслед за ним на сцену.
Потом был повтор и полицейские со своими блокнотами и неслышными разговорами, а потом им всем сказали, что они могут идти домой.
В каком-то смысле Саймону в самом деле было жаль. У него не было времени подумать связно. Он пошел в гримерную к Мэгги, но ее уже не было. Он пошел в свою гримерку и обнаружил там Брюса Баррабелла, надевавшего свое унылое пальто.
