— И несомненно, легли потом на свое добродетельное ложе и заснули сном праведника?
— Я не ложился спать сегодня ночью, — невозмутимо сказал Аллейн. Он посмотрел на актеров. — Ваши отпечатанные показания лежат в фойе, — сказал он. — Мы будем благодарны, если вы внимательно их прочтете, и, если они верны, подпишете их перед уходом. Большое вам всем спасибо.
Перегрин встретился в конференц-зале с остальными попечителями и Уинтером Моррисом. Секретарем была миссис Абрамс.
— В чудовищной ситуации, в которой мы оказались, — сказал он, — самая насущная проблема заключается в том, какой политики мы станем придерживаться. У нас были сутки, чтобы принять решение. Первое: мы можем на время закрыться и сообщить, что все купленные билеты на будущие спектакли можно вернуть в кассу. Второе: Мы можем продолжить постановку с Саймоном Мортеном в главной роли и его дублером в роли Макдуфа. Поединок в конце будет заменен на гораздо более простой. Или принять нетривиальное решение и назначить на главную роль Гастона. Он сказал мне, что почти идеально знает текст, и, конечно, он знаком с поединком, но он добавил, что считает себя обязанным отказаться от роли. Третье: мы можем взять двухнедельный перерыв и вновь открыться с одной из старых успешных пьес. Некоторые упоминали «Перчатку». Будучи автором этой пьесы, я не могу выступать за или против. Однако я могу сказать, что прослушал Уильяма Смита на очень важную роль Хемнета Шекспира, и он справился с читкой очень хорошо. Мы можем набрать актеров для пьесы из нынешней труппы. Мэгги прекрасно подошла бы на роль Смуглой Дамы, Саймона я вижу в роли Шекспира, а Нину — в роли Анны.
Он помолчал пару секунд и продолжил:
— То, что произошло, ужасно. Казалось, у нашего дорогого сэра Дугала не было врагов. Я до сих пор не могу заставить себя принять это… и полагаю, вы тоже. Но мы можем быть уверены в одном: он бы хотел, чтобы мы поступили так, как будет лучше для «Дельфина».
Он сел. Некоторое время все молчали. Затем один пожилой лысый попечитель пошептался с другим, и за столом произошла небольшая пантомима из кивков и серьезно нахмуренных бровей. Старший попечитель, худой, благородного вида человек, встал и сказал:
— Я за то, чтобы предоставить это дело мистеру Перегрину Джею и полностью довериться его решению.
— Поддерживаю, — сказал интеллигентного вида попечитель-еврей.
— Кто за? Единогласно, — сказал председатель.
Глава 8. События развиваются
— Полагаю, я должен сиять от радости и благодарности, — сказал Перегрин, — но боюсь, у меня не получится. Они все отличные люди, но мастера перекладывать ответственность на чужие плечи так, словно оказывают тебе любезность.
— Вам предоставили полную свободу действий, и, если ваше решение обернется полной неудачей, вы окажетесь в уязвимом положении, а они все будут деликатно повторять, что они всегда знали об ошибочности такого решения, — заметил Аллейн.
— Именно так.
— Если это вас утешит (хотя я знаю, что нет), я знаком с подобной тактикой.
— Так почему не предоставить им решать? Почему бы мне не сказать: в нынешних обстоятельствах мне кажется, что следующую пьесу должен ставить кто-то другой, менее близко связанный с «Дельфином»? Видит бог, это правда.
— Да?
— Но тогда я бы счел, что отрекаюсь от них. — Он с силой сунул руки в карманы. — Я привязан к ним. Мы вместе отправились в путешествие и вышли к золотым пескам. Мы нашли «Макбета». Это прекрасное чувство. Было прекрасным. А вы продвинулись в расследовании?
— Думаю, немного. Недостаточно, даже близко недостаточно для того, чтобы кого-то арестовать.
Перегрин что-то теребил в кармане. Его пальцы сомкнулись и извлекли на свет потертую черную фигурку, размахивающую погнутым мечом.
— Где вы это нашли? — спросил Аллейн.
— Это один из солдатиков моих сыновей — крестоносец. Его нашел Уильям.
— Уильям?
— Смит. Он провел сегодняшний день у нас дома. Они с Робином ровесники, и отлично поладили, играя с электропоездом. Этот солдатик был пассажиром, которого забрали с поезда в Кру. Он сказал, что ранен, но должен быть в театре к семи. Я прямо-таки вздрогнул: он весь черный и с похожим на клеймор мечом — совсем как сэр Дугал. Только они называли его Сирсом. Поразительно, как иногда ведут себя дети, понимаете? Уильям не знал, что произошло в театре, но он догадался, что сэр Дугал мертв. Робин не знал или не был уверен насчет обезглавливания, хотя и очень расстроился, когда все это случилось. Я это понял, но он не задавал никаких вопросов, а тут устроил из этого игру.
— Поразительно, — сказал Аллейн. — Могу я взглянуть на крестоносца?
Перегрин протянул ему фигурку.
— Это мог бы быть сэр Дугал, или Баррабелл, или Сирс, или кто угодно, — сказал он. — Для Саймона Мортена он недостаточно высок. И в шлеме с забралом, конечно.
— На нем не было забрала. И в любом случае…
— Нет. В любом случае все это лишь случайное совпадение. Уильям выудил его из целой коробки потрепанных крестоносцев.
— И назвал его как? Сирсом?
— Не совсем. То есть он стал Сирсом. Они забрали его в Кру. До этого Уильям сам был Сирсом, когда позвонил на станцию и попросил, чтобы поезд сделал экстренную остановку. Он сказал… Черт, что же он тогда сказал? Что он ранен и должен быть в «Дельфине» к семи часам. Именно тогда Уильям достал эту штуку из коробки и посадил в поезд. Это была настоящая неразбериха. Они гудели, свистели, кричали и меняли сюжет. Уильям все время задыхался и ловил ртом воздух.
— Задыхался? Как будто он бежал? — спросил Аллейн.
— Да, вроде того. Кажется, он сказал что-то насчет попыток не дышать так. Не уверен. Он сказал, что это астма, но Сирс не выдает себя, потому что он актер. Однако в одном я уверен.
— И в чем же?
— Они избавились от всех чувств, которые испытывали по поводу этого события, превратив всё в игру.
— Мне кажется, это добротная психология, — сказал Аллейн. — Но я ведь не психолог. Однако я понимаю, почему Робин назвал эту штуку Сирсом.
— Почему?
— Он ведь был в театре. Он видел, как настоящий Сирс выносит голову. Ассоциация образов.
— Кажется, я понимаю, о чем вы, — неуверенно сказал Перегрин. — Ну что ж, надо мне идти в кабинет и попросить, чтобы напечатали объявление о прослушивании. А вы чем займетесь?
— Будем доводить дело до конца.
— Удачи вам, — сказал Перегрин.
Он спрыгнул в оркестровую яму и пошел через зал по центральному проходу. Двери открылись и закрылись за ним.
Аллейн просмотрел свои записи. Есть ли связь, спросил он себя. Имеет ли автор этих гадких шуток какое-то отношение к обезглавливанию явно безобидного звездного актера, или он действовал, потакая своим собственным ужасным склонностям? Кто он? Брюс Баррабелл? Почему его коллеги-актеры и Перегрин Джей так уверены, что он и есть шутник? Просто потому, что он им не нравится, и потому что он кажется единственным человеком, способным на такие мрачные шутки? Но зачем ему было это делать? Надо бы мне выстрелить наудачу и попытаться это выяснить. Он заглянул в свои записи. «Красное Братство». Хм. Дурацкое маленькое общество, но они есть в списках, а значит и он, так что вперед.
